Муравечество - [35]
Я стряхиваю задумчивость и набираю своего редактора Арвида Чима, имеющего честь быть единственным в мире редактором киножурнала, оправданным после обвинения в пятнадцати жестоких убийствах после пятнадцати отдельных судебных процессов. Он тихий парень.
— Ты куда, блин, пропал? — шепчет он.
— Я наткнулся на величайший киношедевр, возможно, всех времен. Включая будущее, в этом я уверен. И про будущее я сказал не ради красного словца. Тому есть причины.
— Снова-здорово.
— У моего безумия есть логика, так сказать. Причины станут ясны…
— Б., я уже слышал раньше эти самые слова…
— Но этот фильм другой. Он меня поглотил, Арвид. Он меня родил. Он на мне женился. Он меня убил. Он меня сожрал. Он меня высрал. Он снова на мне женился и снова высрал. И на этой удобренной почве расцвели восхитительные цветы.
— Класс. Как продвигается статья о проблеме гендера в «Очаровании»?
— Слушай, это все мусор. Вместо него я хочу написать что-то о шедевре.
— Я сейчас очень занят, Б. У нас сегодня к публикации готовится эссе Уилка «Подъем: Типпи Уокер и мир „Мира Генри Ориента“», и заголовок явно требует серьезной редакторской работы. Ты не можешь то и дело менять тему.
— Скажи, а нам правда нужен еще один текст о «Генри Ориенте»? Мне казалось, в своем эссе «Отбеливание: почему на роль Генри Ориента не взяли азиатского актера и почему его не называли Генри Азия?» я уже отправил этот фильм на свалку истории.
— Я помню то эссе. Ты ведь в курсе, что Генри Ориент не был азиатским персонажем?
— Я предлагаю тебе прикоснуться к величайшему шедевру кино, возможно, всех времен, включая будущее. Я кладу его к твоим ногам.
— Да, ты уже говорил.
— Нет, в прошлый раз я сказал «киношедевр».
— Мне надо бежать, Б.
— А я упоминал, что фильм никто не видел, кроме меня и уже почившего создателя, то есть это будет эксклюзив? Сенсация!
— Вот теперь упомянул. Я надеюсь, это не ты его убил? Ты ведь знаешь, что, учитывая мои отношения с законом, мне лучше держаться подальше от…
— По-моему, Арвид, мы сможем на этом заработать. Вспомни, насколько популярны работы Дарджера.
— Уилк уже поднимается.
— Этот мужик был гением, и не потому, что был мужиком — это, конечно, звучало бы как сексизм. Будь он женщиной, я бы сказал то же самое, только не называл бы его «мужиком». В придачу он был еще и афроамериканцем. Нынче «Оскары такие черные»[32], Дэвис. Задумайся. Мы могли бы купаться в славе…
— Почему ты назвал меня «Дэвис»?
— Это шедевр с хронометражем в три месяца. Он работал над ним девяносто лет. Ты вообще…
— Три месяца? Типа, надо три месяца, чтобы его посмотреть?
— Плюс-минус. Там есть перерывы на туалет. Но он пролетает — оглянуться не успеешь.
— О’кей, теперь мне любопытно. О чем фильм?
— Да господи. Обо всем. Это комедия о том, что юмор — это кошмар… это критика комедии, если хочешь. Он постулирует грядущий конец комедии, необходимость ее отмены, необходимость научиться сочувствию, никогда не смеяться над людьми. Никогда больше не смеяться. Это фильм о расизме, созданный афроамериканцем, — я об этом упоминал? — в котором нет ни одного афроамериканца. И ты подожди, когда узнаешь почему! Это фильм о времени, и о направлении времени, и в то же время о бумеранге времени. Он об искусственности, вымысле и недостатке правды в нашей культуре. Он о подлости, Арвид. Он о теории растущего блока вселенной. Он о будущем и о прошлом, об истории и о будущем кинематографа. Он о тебе, Дэвис. Он обо мне. И я имею в виду в самом буквальном смысле. Он обо мне и о тебе. Хотя больше обо мне.
— Слушай, Б., ну, привези тогда его сюда, и мы заценим. Если он действительно такой…
— Именно такой.
— Если он действительно такой…
— Именно такой!
— Дай мне, блядь, договорить! — шепчет он. — Если он действительно такой…
Арвид делает паузу, но я сдерживаюсь.
— …как ты рассказываешь, можешь о нем написать. Меж тем «Очарование» стоит в плане в октябрьский номер, так что его надо сдать. Отправь свои наработки Динсмору на почту. Я дам им задание. Это в любом случае их область. Они допишут текст.
— Тон допишет.
— Что, еще раз?
— Я передам статью тону. Это тонова область знаний. Тон допишет текст.
— Вообще не понимаю, что ты несешь. Я правда сейчас очень занят. Как я уже сказал, Уилк почти…
— Третье лицо во множественном числе неприемлемо грамматически и, что более важно, эстетически. «Тон» — превосходное решение проблемы с не-гендерным местоимением, с которой мы, люди с расширенным гендерным спектром, сталкиваемся сегодня.
— Динсмор требуют использовать «они/их». Динсмор сами выбирают гендерное обращение.
— Я поговорю об этом с тоном, когда вернусь. Я думаю, что смогу донести до тона свою точку зрения. Тон — разумный… человек неустановленного пола.
— Все равно отправь им свои заметки.
— Тону.
— Пока, Б.
Арвид кладет трубку.
Я отправляю заметки Динсмору с язвительной припиской — слишком тонкой, чтобы тон понял (тон — болван, вне зависимости от статуса тона). Несомненно, тонову эссе воздадут все почести вне зависимости от того, что тон напишет. В конце концов, тон — зарегистрированный член небинарного сообщества. Все, что пишет тон, уже заранее одобряют и восхваляют. В конце концов, тон — кладезь выстраданной мудрости. В своем эссе я собирался восстать против подобного типа мышления. Кем же я себя возомнил, привилегированный, белый,
