Муравечество - [129]
В Белый дом прибывает кукла Транка, причем ровно такая, как я надеялся. Она пожимает мне руку. Твердое, мужское пожатие, почти не хуже, чем у меня. Мы перетягиваем, но в конце концов побеждаю я.
— А разговаривает?
— Да, сэр. Мы засэмплировали вашу речь для создания искусственного голоса и…
— О’кей-о’кей. Не грузи технической фигней. А… у него… может, странный вопрос, но у него есть чувства?
— Это неодушевленный объект, сэр.
— Ну то есть нет, правильно?
— Да, господин президент.
— То есть называется аниматроника, но при этом она неодушевленная. Это как та штука, вроде «правдивой лжи»?
— Оксюморон, сэр.
— Как-как ты меня назвал?
— Нет, сэр, оксюморон — это термин, обозначающий комбинацию слов, которые на первый взгляд кажутся взаимоисключающими.
— О’кей, Пойндекстер. Знаю я это слово. Я все слова знаю.
Я смотрю на Келли.
— Больше не хочу, чтобы Пойндекстер тут работал. Найди кого получше.
Келли провожает Пойндекстера из комнаты и тут же возвращается с каким-то мужиком, который, по-моему, все еще Пойндекстер, но теперь в шляпе. Я к нему не присматривался, так что не знаю.
— Ты кто-то другой?
— Да, господин президент.
— О’кей. Хорошо. Заводите эту штуковину, хочу поиграться. А потом все уходите.
Пока они возятся с куклой, я смотрю телик в спальне, которую называю королевской спальней Транка. Даже повесил знак. Сперва кричу на «Фейк-Ньюс», потом переключаю канал на очень приятных белых людей, сидящих на диване. Это очень успокаивает, потому что в каком-то смысле кажется, будто они говорят прямо со мной. От экрана исходит невероятное тепло. Только для меня. Они меня любят. Я им говорю, какие они прекрасные и насколько привлекательная та, которая телочка. Говорить, что она привлекательная, можно, потому что это телеэкран и никто не разозлится. Раньше было лучше — и я снова сделаю как раньше. Пока что просто достаю член и массирую. Без таблеток больше не встает, а принимать их я сейчас не хочу. Но кончить могу даже так, все нормально. Мне нравится телочка, и она говорит мне всякое приятное. Вижу, как она смотрит на меня из студии и заигрывает. Я большой человек, самый большой в мире. Самый лучший миллиардер. Самый умный. Учился в Лиге плюща. Я президент Соединенных Штатов. Я прези… Я эякулирую на штаны. В дверь королевской спальни Транка стучат. Я оставляю сперму для уборщицы. Людям платишь — и они делают свою работу.
— Войдите, — говорю я, застегиваясь.
— Все готово, господин президент, — говорит какой-то мужик, который вроде бы здесь работает. Старается не смотреть мне на штаны.
— Присылайте, — говорю я.
— Да, сэр.
Вхожу я. Он великолепен.
Мы снова жмем руки, снова перетягиваем. Сила у нас одинаковая — это потом надо будет исправить.
— Привет, я, — говорю я.
— Привет, я, — отвечает он мне ровно моим голосом.
— Он только за мной повторяет? — спрашиваю я.
— Нет, сэр. Это обучаемый бот. Он сможет общаться с кем угодно. Спросите его что-нибудь, если хотите.
— Правда? О’кей. Эм-м, расскажи о себе.
— Я миллиардер, магнат в сфере недвижимости и президент Соединенных Штатов.
— Ха. Точно! Очень хорошо. Прекрасно! Умный! Какая фамилия у президента, которого звали Миллард?
— Геймор. Он вылитый Бездарный Алек Болдуин.
— Ха! Прикольно! Ты прикольный!
— Спасибо, — говорит робот. — Вернем Америке Былое Величие.
— Точно! — говорю я. — А он ест? Я хотел, чтобы он мог есть. Буду брать его с собой в свой «Макдональдс».
— Он может симулировать прием пищи, господин президент. Он жует и глотает, и пища попадает в металлический бак, который можно извлечь через крышку в спине. Для чистки.
— То есть ест не по-настоящему? Только для вида?
— Да, сэр.
— Ну а член у него есть?
— Анатомически точный, сэр.
— Замечательно. Ладно, оставьте нас.
Все оставляют меня с моей куклой-Транком. Вдруг я робею. Сперва мы оба молчим.
— Хочешь посмотреть новости? — спрашивает он.
Идеальная общая тема.
— А то! — говорю я.
— А то! — говорит он.
Он выбирает передачу с людьми на диване, которую — прикиньте! — я бы и сам выбрал, и тут же начинает дрочить. Охренеть, насколько похож на меня. Я бы к нему присоединился, но, сказать по правде, уже выдохся, хотя не признаюсь даже ему.
— Ничего такая, — говорит он.
— Ничего. Но может быть и лучше. Я люблю «десятки», а они должны быть совсем молоденькими и с сиськами вот досюда.
— Ага, понимаю, — говорит он.
Мне немного стыдно за то, что я сказал, будто он дрочит на мымру. Не хочу задевать его чувства. Но что мне было еще сказать? Замечаю, как у него падает, и скоро он останавливается и просто таращится в пустоту.
— Что ты делаешь? — спрашиваю.
— Переформатируюсь. Когда я провожу с тобой время, я учусь и становлюсь лучшим тобой.
— Становишься лучше меня?
— Нет-нет. Конечно, нет. Я учусь, как лучше быть тобой. Разве можно надеяться превзойти совершенство?
Тут он подмигивает. Не пойму, издевается он или нет, но люблю, когда мне подмигивают. От этого внутри все теплеет. Трудно быть уязвимым рядом с другим мужчиной. Обычно надо сделать другого мужика раньше, чем он сделает меня. Но в этом парне что-то есть. Просто пока не могу уловить.
