«Муля, не нервируй меня!» Шаржи. Афоризмы. Рисунки - [2]

* * *

Мы уже одной ногой в коммунизме. А стоять враскоряк неудобно, потому и не все получается, как надо…

* * *

Довженко после расстрела Берии рассказывал, что Берия разрешил ему снимать что угодно при одном условии – в фильме незаметно раскидывай серпики и молоты. «А не будешь этого делать – будешь лес валить…»

* * *

Кивает в сторону двух больных:

– Братья…

– Родственники? По отцу или по матери?

– Нет, по диагнозу. А еще по анализам.

* * *

Прислушиваясь к зрительному залу:

– Жидкие аплодисменты подобны поносу – одно расстройство и жаловаться неприлично…

* * *

Вот когда доживете до моих лет, поймете, что делать это было вовсе незачем.

* * *

– Вы не правы. Он очень любит работу…

Собеседник не соглашается:

– Что-то я не замечал этого!

– …он часами может смотреть, как другие работают.

* * *

Жизнь вовсе не прожита зря хотя бы потому, что на моих ошибках смогут поучиться. Если бы люди еще учились на чужих ошибках!..

* * *

«Капризы» и придирки Раневской перед спектаклем вовсе не были действительно капризами, она панически боялась сыграть плохо, боялась забыть слова, сфальшивить. А ведь Раневской в день премьеры спектакля «Правда – хорошо, а счастье лучше» было уже восемьдесят шесть лет!

Однажды, услышав сказанное себе вслед: «Великая старуха», Раневская резво (насколько возможно) обернулась и поправила говорившую:

– С первым согласна. Со вторым нет!

Чуть подумала и вздохнула:

– Впрочем, и с первым тоже… До величия мне еще играть и играть.

Это не было кокетством, она прекрасно знала цену сделанному, но еще лучше тому, что не сделано.

Три грации нашего театра.

* * *

– Этот актер так бездарен, что зрители нас просто освищут! – стонет режиссер.

Раневская «успокаивает»:

– Еще и аплодировать будут.

– За что?!

– Его героя убивают в первом акте. Зрители останутся довольны.

* * *

– У Завадского в театре были три сестрицы. Верка Марецкая – ткачиха, я Бабариха, а Орлова хоть Гвидона и не родила, но по заморским странам все время болтается.

– А почему вы-то Бабариха?

– Из-за жопы.

* * *

Как заполнить полупустой зал перед спектаклем? Просто пересадить туда со сцены половину актеров.

* * *

– Вы счастливый человек? У вас столько поклонников, такая популярность…

– Разве в этом счастье? Счастье – это когда ты нужна, а когда, кроме Мальчика в тебе никто не нуждается, разве это может быть счастьем?

Мальчик – собака Раневской, дворняга, которую она подобрала на улице больной и выходила.

* * *

– Чем вы недовольны, Фаина Георгиевна? – спрашивают Раневскую после спектакля. – Вон какие аплодисменты и цветов горы.

Она по-стариковски ворчит:

– Привыкли успех наградами и горами цветов мерить. А он вот тут, – показывает на сердце. – Сердцем чую, что во втором акте в двух фразах сфальшивила, но зрители добрые, сделали вид, что не заметили…

Таков был ее спрос с себя, потому что не только зрители, но актеры, игравшие вместе с Раневской на сцене, никакой фальши в ее игре не заметили. Да и была ли эта фальшь?

* * *

– Фаина Георгиевна, вас так любят зрители!

– Не меня – моих героинь. За ними меня никто не видит.

* * *

В наших магазинах черной икры нет потому, что ее никто не пытается купить. Зачем же завозить то, что не спрашивают?

* * *

Новая актриса, попавшая в театр по протекции, не блещет не только талантами, но и фигурой. Марецкая возмущенно шепчет Раневской:

– Боже мой, какие у нее ноги короткие!

Раневская добродушно:

– Ничего страшного, до земли же достают…

* * *

Раневская, задумчиво изучая вывески в Ленинграде «Ленрыба», «Ленмясо», «Ленобувь»:

– А как в Херсоне называют?

* * *

– Что делать, если моль жрет средство от моли?

Раневская «успокаивает»:

– Купи побольше – если не подавится или не обожрется так, что не сможет летать, то хотя бы будет занята на время еды.

* * *

Завадский любит, когда говорят правду в глаза, как бы она ни была льстива!

* * *

Не люблю ходить к ним в гости – приходится выглядеть дурой, чтобы не обидеть хозяев.

* * *

– Уйду в ТЮЗ зайчиков играть…

– Фаина, какой из тебя зайчик?

Со вздохом:

– Значит, толстую, разожравшуюся слониху.

* * *

Умный человек никогда не станет показывать другим, что он умней, лучше использует это.

* * *

В гастрономе:

– Какая заботливая продавщица – взвесила старушке пять килограммов картошки так, чтобы той нести было не тяжело.

* * *

– Дурной характер Завадского куда тяжелей моего!

– Ты уверена, Фаина? – сомневается Марецкая.

– Конечно! Я свой переношу легко, а его трудно.

Вороне местком выделил сыр к празднику – каркнула вовремя

* * *

Общественное мнение – это разновидность рабства.

* * *

В мире развелось столько дураков, что демонстрировать свой ум скоро станет совершенно неприлично.

* * *

На вопрос, есть ли у нее запасы на черный день, Фаина Георгиевна отвечала:

– Я верю в светлое будущее, потому на черный день не коплю.

* * *

Одно знаю точно: живыми из этой жизни не уходят!

* * *

Вечность – это очень долго, особенно где-то в конце…

* * *

О неприятном знакомом:

– Его внутреннее достоинство настолько внутреннее, что я его и не заметила.

* * *

Совет от неисправимой оптимистки:

– Быть счастливым очень просто, нужно только научиться принимать действительное за желаемое. Я не умею.

* * *

– Свадьба N и М все же состоялась…