Мухосранские хроники - [11]

Почтительно покачиваясь на ходу, Рицепед Верзибуп двинулся навстречу Бластеру Кузьмичу. Далее последовала обычная для галактики церемония установления контакта между разумными существами. Изысканным жестом сграбастав писателя за рукав, что символизировало предельную степень доверия к собеседнику, Рицепед провозгласил:

– Уважаемый незнакомец! Я прибыл из иных миров, чтобы передать вам дружеское послание от галактического союза цивилизаций!

Однако в силу языкового барьера его речь прозвучала для уха оцепеневшего фантаста следующим образом:

– Мужик, дай пятьдесят карбованцев до получки, душа горит, спасу нет!

Лохнесский пролепетал неверными губами:

– У меня… н-нет с собой… я кошелек оставил дома… если х-хотите, сейчас сбегаю, принесу…

В переводе на инопланетный его слова означали: «Глубокоуважаемый пришелец! Наша цивилизация не нуждается в вашей дружбе, ибо в обозримом будущем мы не намерены с кем-либо вступать в контакт». Тут опешил и бывалый космодипломат. В его обширной практике не случалось еще добровольного отказа присоединиться ко вселенскому содружеству. Тем не менее, стараясь не терять лица, он задал учтивый вопрос:

– Чем вызвана столь категоричная позиция вашей разумной расы?

Лохнесский же Чудовищев услышал:

– А в морду хошь?

– Что вы, разве можно так?.. – захлопотал он. – Я ведь по-хорошему… со всем уважением… У меня правда ничего нет… Вот только часы… – трясущимися пальцами он потянул застежку браслета нехитрой своей «Электроники».

Слуху потрясенного Рицепеда явилось: «Наше решение окончательно и обсуждению не подлежит. Всякие дальнейшие попытки навязать нам переговоры либо даже появиться в окрестностях нашей планетной системы будут расцениваться как посягательство на нашу свободу и послужат сигналом к началу военных действий». При этом собеседник сделал жест, означавший крайнее пренебрежение к самой идее переговоров вообще и к Верзибупу в частности. Тому ничего более не оставалось, как поспешно прервать контакт протокольной фразой:

– Примите наши уверения в глубоком уважении к вам и вашей цивилизации. Мы сожалеем, что взаимопонимание не было достигнуто.

Между тем, до Лохнесского-Чудовищева донеслось:

– Подавись ты своими котлами, жмот очкастый, бабка шмоток за брагу не берет, шуруй отсюда, пока я не осерчал…

Холодеющий писатель послушно засеменил на другую сторону улицы. Прижимаясь к пятнистым от хронической сырости стенам домов, он прокрался к своему подъезду, взлетел на седьмой этаж и только за мягкой обивкой двери личной квартиры задышал полной грудью. «Хватит испытывать судьбу, – подумал он. – Пора приобретать машину.

В это время Рицепед Верзибуп возвращался на галактическую базу в своем космическом аппарате. По пути он пытался проанализировать причины непредвиденного срыва. В самом деле: никогда еще в галактике не было случая, чтобы между двумя разумными расами не установилось быстрое и полное взаимопонимание. Да и как такое возможно, когда вся обитаемая вселенная в силу общих законов природы говорит на одном языке?!

Прогулки с Вергилиным

Многое бы дал Кармазин, чтобы на его месте оказался кто-нибудь другой, а не он. Положение было в равной степени неловким и постыдным.

– Кажется, я потерял кошелек, – выдавил он, багровея от смущения.

– Понятно, – сказал кондуктор. – Платить как собираетесь?

Кондуктор был маленьким небритым стариком в старых просторных джинсах и форменной синей жилетке с эмблемой Мухэлектротранспорта. На тыльной стороне ладони, которой он принимал мзду, проступала расплывшаяся от времени татуировка в виде восходящего солнца.

– Не знаю, – честно отвечал Кармазин.

– Тогда выходим, – предупредил кондуктор. – Глаша, притормози.

Трамвай остановился на повороте, чем совершенно перегородил узкую улочку. Ему тут же нервно забибикали со всех сторон. Дверь с грохотом открылась.

– П-прошу… – пробормотал Кармазин, отступая и делая приглашающий жест.

– Чего это? – удивился кондуктор.

– Но вы же сказали: выходим… – попытался объяснить Кармазин.

– Юморист, – злобно сказал кондуктор. – Леонид Ленч. Это ты выходишь, а я дальше еду.

Так и случилось. Покуда Кармазин стоял столбом посреди проезжей части дороги, мучительно пытаясь сообразить, где очутился и куда теперь идти, кондуктор выдворил из трамвая еще одну жертву. Человек в костюме-тройке черного цвета и косо нахлобученной шляпе, очевидно, не прилагал никаких усилий к передвижению своими ногами, поэтому кондуктор, оказавшийся не по возрасту жилистым и цепким, выволок его из салона едва ли не за шиворот, дотащил до ближайшей скамейки и усадил там, кое-как привалив к дощатой спинке. Затем вприпрыжку, сильно хромая и не прекращая враждебно коситься на Кармазина, добежал да вагона и вскочил на подножку. Трамвай зазвенел, задребезжал всеми своими членами и уплыл далее по маршруту.

Вечерело. Моросило. Холодало. Чувствуя себя пропащим и никчемным, Кармазин добрел до скамейки с привольно разметавшимся собратом по несчастью и присел с краешку. Этой части города он совсем не знал. Теперь ему предстояло брести вдоль трамвайных путей в обратном направлении до самого дома. Тот редкий случай, когда хотелось благословить малые пространства города Мухосранска.