Мухи творчества - [8]
– Прямо скажу, мне не нравится Бойченко, а эта версия, наоборот, симпатична, – призналась Лизка. – Но разве пропавшая голова чурбана – вполне законченное произведение искусства?
– Нет, – вынуждена была признаться я. – Андрюша еще не сделал инкрустацию камнями и металлические детали. У чурбанов будут янтарные или бирюзовые глаза, коралловые губы и бронзовые кольца в носах и ушах.
– Вот видишь! Янтарь, бирюза, кораллы – это все ценное, с чего бы Бойченко тащить к себе в коллекцию некомплектный полуфабрикат?
– Тогда у меня больше нет версий, – призналась я.
– Значит, пойдем, осмотримся на месте, – братец встал из-за стола, и Лизка с теткой тоже вскочили. – А вы куда?
– А мне Алисина машинка нужна, у меня стирка набралась, не идти же с мылом к проруби! – не затруднилась придумать повод сообразительная Лизка.
– Чего к проруби-то, у нас тоже стиралка имеется, – озадачился Митяй и поглядел на маменьку, ожидая, что она выступит единым с ним фронтом.
Как же! Матриарху нашему тоже хотелось посмотреть на пострадавших истуканов.
– Наша стиралка несовременная, для растущей семьи нужно новую покупать, мне бы тоже надо научиться пользоваться такой, как у Алисы, – объявила тетка Вера и незаметно подмигнула невестке.
За спиной у Митяя две его любимые женщины бесшумно стукнулись в ладошки.
Говорю же, в семье Синеглазовых у свекрови и невестки прекрасные отношения.
В общем, мы пошли ко мне, как выразился братец, всем кагалом: впереди я с ключом от хаты, за мной Митяй с большой сумкой собранного для стирки белья, а позади тетка Вера с Лизкой под ручку, как добрые подруженьки.
Процессия привлекала внимание. Из-за заборов и из окон на нас поглядывали, с нами здоровались, нас обсуждали. И тоже строили версии:
– Смотри-ка, участковый Ляську кудысь повел, с вещами на выход, а родня ее, сталбыть, в долгий путь провожает…
– Не, это они ей так одиночество скрашивают, прогулками на свежем воздухе: мужик-то ейный, Ляськин, уже тю-тю, опять она удвох с котом осталася…
– А кот у ей, говорят, чистый тигра, жрет за пятерых, прокормить нереально, вот Митяй ему харчи и несет, вишь, в сумаре необъятном…
Скажу как филолог: тихая сонная деревенская жизнь – идеальная питательная среда для бредовейших сплетен и слухов. Когда-нибудь я непременно соберу и издам собрание сочинений пеструхинских народных сказителей. И это совершенно точно будет многотомник.
Подумав, что этак мои родичи Синеглазовы удостоятся отдельного тома на соответствующую букву, я замедлила шаг, чтобы поравняться с братцем и прикрыться его массивной фигурой от кумушек справа. От кумушек слева меня закрыли подоспевшие Лизка с теткой.
Кумушки, заметив наше выразительное перестроение, то ли усовестились, то ли обиделись, замолчали и вернулись к своим делам. Запарусили вывешиваемые на просушку простыни, заскрипели снегоуборочные лопаты, застучала выбивалка по ковру, наброшенному на забор.
– В лесу раздавался топор дровосека! – с воодушевлением прокомментировала шумный процесс зимней чистки ковров Лизавета.
– Не нервируй меня! – я вырвалась из окружения и заспешила, при упоминании дровосека с топором вдруг испугавшись за оставшихся во дворе чурбанов.
А ну как их в мое отсутствие тоже переполовинили?!
Но нет, чурбаны стояли как прежде: три высоких, один – обезглавленный – пониже.
– Кошмар, – сказала Лизка, остановившись, как велел Митяй, метрах в трех от группы деревянных истуканов.
– Просто жуть, – согласилась с ней тетка Вера и выразительно поежилась, отчего я усомнилась, что так она оценила возмутительный акт вандализма.
Тетка Вера – женщина простая, неискушенная. Для нее шедевральные резные истуканы – просто чудища, идолища поганые… Кстати!
– У меня еще версия! – сообщила я. – Что, если преступник руководствовался идейными соображениями? Типа, он истово верующий, например, такой ниспровергатель языческих кумиров?
– Оскорбление чувств верующих – это серьезно, – согласился Митяй, копошась в снегу у подножия безразличных ко всему истуканов. – Я, правда, не слыхал, чтобы кто-то из деревенских чурбанов ваших хаял, но на всякий случай поинтересуюсь у батюшки Владимира. Некоторые наши околоцерковные бабки дико злющие, зайди кто в храм не в том виде – зашипят, покусают, и все из лучших побуждений… Так, нету тут ничего, никаких улик, – участковый разогнулся, отряхнул колени и ладони, пошел к нам. – Что, Лизочек? Чего ты так смотришь?
Лизка и вправду уж очень внимательно таращилась на чурбанов, склоняя голову то к правому плечу, то к левому.
– Я, Мить, прикидываю: кому вообще под силу утащить такую деревянную башку? Уж точно не церковным бабусям.
– Логично, – я сбросила капюшон куртки, чтобы почесать в затылке. – Сколько она может весить, такая голова? Сорок на пятьдесят сэмэ, массив дерева…
– Как та чушка, – без задержки решила задачку практичная тетка Вера, кивнув на колоду для рубки дров, стоящую вблизи соседской поленницы.
Митяй пошел туда, обнял «чушку», потискал ее и прокряхтел:
– Не-е-е, неподъемная-а-а…
– Значит, унести никак, только увезти можно, – сделала вывод Лизка. – Но я клянусь: вчера, как вы уехали, так больше до самого вашего возвращения машин тут не было. Никаких! Я специально прислушивалась, ждала же…
