Муха в розовом алмазе - [5]

Конечно, на моем бесхитростном лице угадывался ответ, и девушка удовлетворилась. Порезала хлеба булку, ветчины, колбаски, развинтила бутылку "Столичной", разлила по рюмкам, а я подумал, что лучше бы мне Сом оставил бабу, что пельмени любит лепить и пирожки с капустой жарить, тогда бы я быстро с ней общий язык нашел. Колбасу же порезать и бутылку раскрутить это и я умею. Мастер спорта, можно сказать, международного класса. А она посмотрела внимательно и говорит домашним таким голосом:

– Оставайся, вечером пельмешков налеплю? У меня очень даже неплохо получается?

"Вот баба – мысли, что ли, читает?" – подумал я и ответил:

– Да нет, домой мне надо к утру поспеть, хоть убей надо.

Сидели мы около часа. По мере того, как бутылка пустела, мои глаза все чаще задерживались на груди Анастасии. Когда отводить их стало трудновато, я засобирался – очень уж не хотелось изменять Ольге. В принципе я мог бы найти себе оправдания. Достаточно было вспомнить ее прошлогоднего шведского дипломата.

Но я не стал ничего вспоминать и придумывать. Не по мне это – вчера ребенка с супругой делать, а сегодня – с первой встречной в постель.

И, допив последнюю рюмку, я сунул трикони в сумку и направился в прихожую. "Ребеночка сделаем, на пятом, на шестом месяце Оленька перестанет до себя допускать, вот тогда, может быть, и прискачу сюда на месячишко. Точно прискачу", – решил я, рассматривая свое бесхитростное лицо в овальное зеркало.

Уйти без приключений мне не удалось. Выйдя из туалета, я увидел, что Анастасия стоит в дверях гостиной бледная.

– Что такое? – спросил я, удивившись.

– Там, во дворе мой... мой...

– Поклонник что ли? – догадался я.

– Да! Он здоровый, два метра на два. И в милиции работает.... Ты к окну подходил?

– Да...

– О-ой... Что будет! Прибьет он тебя...

"Вот почему в рабыни напрашивалась! От хахаля навязчивого хочет смыться!" – понял я и простодушно поинтересовался:

– Точно прибьет?

– Точно. Он одного моего коллегу по работе до полусмерти запинал.

– Все равно пойду... – начал я хорохориться. – Я тоже пинаться умею.

– Еще хуже будет! – заканючила Анастасия. – Он синеглазку вызовет... Знаешь, рядом с моей дверью лестница на чердак, ты видел. Дойдешь до дальнего конца, вылезешь на крышу, спрыгнешь тут же на смежную, а с нее – на соседний двор.

– Не солидно...

– Зато без травм обойдется...

Ну, я и согласился. И через десять минут приземлился в соседнем дворе весь в пыли и паутине. Зато без синяков и с триконями.

Алмаз я не вынимал до самого дома. Оттягивал удовольствие. Или свой плен. Приехал рано утром – и сразу к Оленьке в постель. Потом проводил ее на работу и сразу пошел наверх, в мезонин, алмаз изучать. Как я это делал, вы уже знаете...

2. Жулики развелись. – Отправили в предродовой отпуск. – Письмо между двумя стаканами. – Земную жизнь пройдя до середины, он оказался в ...

Спустя неделю Ольга сказала мне, что с ребеночком все о'кей и что через три месяца я могу быть свободен как птица – один высокооплачиваемый частный жулик ей сказал, что плод нельзя травмировать нормальной половой жизнью. Я пытался говорить, что, напротив, по Фрейду нормально ориентированный ребенок рождается только в том случае, если родители до самого его появления на свет демонстрируют ему свою нормальную сексуальную ориентацию. Но кто и когда мог переубедить женщину? Только шарлатаны и мошенники.

Развелось их! Терпеть не могу проходимцев! Вот и поперся с раздражения к Ольгиному жулику, а он голубым оказался. Стал мне говорить (мило так по-ихнему улыбаясь и на задницу мою посматривая): пхедставьте, что вы – хебеночек, плод, можно сказать, и что лежите вы, кхохотный, у мамочки в животе, головою к этому самому месту и папа вас по всей матке гоняет. Туда-сюда, туда-сюда...

Я представил зрительно, с воображением у меня все в порядке, а вспомнить, как со мной это происходило, не смог – наверное, папочка не гонял. Из-за этого я, наверное, такой неприкаянный и вырос... Ни с одной женой ужиться не могу. И разозлился непутевости своей, и накостылял умственно этому врачуге по первое число. И фрейдовским эдиповым комплексом, и юнговским анимусом и вообще, по-русски, но в рамках приличия. Своих, естественно.

Шарлатан-то понял, а жена нет. И ляпнул ей со зла, что уезжаю в самую гущу Центрального Таджикистана посмотреть, как настоящие мухи в розовые алмазы попадают. И сдуру показал стекляшку. ("Кретин", – брезгливо сказал мне на это внутренний голос).

Ольга и в руки брать алмаз отказалась, сразу все поняла. Что опять нечто весьма опасное к ней подкрадывается.

– Ты понимаешь, что это значит? – отступив на шаг, спросила она подрагивающим голосом.

– Понимаю... – вздохнул я, поняв, что влип безвозвратно.

– Кто-нибудь знает, что эта штука у тебя?

– Знает одна девица. Анастасия называется. Она-то мне его и всучила вместе с ботинками.

– И что ты собираешься делать?

"Ни нотки ревности в голосе, одна неприязнь, – мелькнуло у меня в голове. – Это конец".

Заморгав эту отвратительную в своей беспощадности мысль, я простодушно ответил:

– Как что? Помогать тебе рожать. Ленку воспитывать...

– А если эта розовая штучка в дом бандитов приведет?