Муха и самозваный принц - [37]

Маша поддакивала, вставляла сочувственные замечания и думала о кое-каких подробностях, которые скрыла от Андровского и Деда, потому что сама еще не во всем разобралась. Она мысленно повторила свой разговор с одним человеком, прикидывая, понял ли он намек и будет ли ее дожидаться. Вышло, что понял и будет.

Между тем колбасная принцесса начала клевать носом и всхрапывать, но, подремав минуту, вскидывалась и продолжала свою историю о еще не встреченном поэте. Когда она уснула, Маша тихо выскользнула за дверь. В коридоре было темновато, но света хватало, чтобы разглядеть стрелки часов. Четверть второго…

Полумрак, царивший в просторном холле аксаковского дома, скрыл ветхость и въевшуюся историческую грязь. Искривленные возрастом стены казались ровными, оконные стекла — чистыми до невидимости. Тускло блестели канделябры, как будто дожидаясь, когда старый слуга, шаркая ногами и ворча на жизнь, зажжет в них трепетное пламя свечей. Карнавальные маски, развешенные хиппующей дизайнершей, выглядывали из рам, как портреты чьих-то несимпатичных предков.

Маша спускалась по мраморной лестнице в белом кружевном платье начала двадцатого века и нравилась себе как никогда. Откуда-то в голове всплыло: Ольга Леонардовна Книппер-Чехова. Кажется, это было имя актрисы, носившей кружевное платье. «Ольга Леонардовна» звучало неплохо, «Чехова» — по-школьному суховато, а «Книппер» — чудовищно, как технический термин. «Бипер-Чехова», «Маркер-Чехова»… Нет, «Мария Сергеевна Алентьева» гораздо лучше.

В холле было пустынно и тихо, даже охранник исчез. Наверное, бдительно дрых где-нибудь в подсобке. Только бармен, притушив фонарики над стойкой, пересчитывал деньги в кассе.

— Закрыто, — издали сказал он.

Маша подошла и влезла на табурет.

— Вспомнили, где испачкались? Это была паста от шариковой ручки. Голубая паста.

Бармен подумал и налил ей минералки.

— Я не заказывала.

— За счет «Райских кущ». Они не обеднеют, а мне все равно придется уходить. Или не придется?

— Смотря что вы мне расскажете, — сказала Маша.

Ночь. Ночь стояла над восточным полушарием. Только у американцев был день. У них все не как у людей.

Глава VII НАКОЛКА ПСКОВСКОЙ ДИВИЗИИ

Бармен еще подумал и налил минералки себе.

— Сделала меня, как первогодка, — пожаловался он Маше на Машу.

— Потому что вы войсковой разведчик, а не стратегический. Ошибок много, — объяснила она.

— Ты, что ли, стратегический? — буркнул бармен. — Чего ты вообще лезешь во взрослые дела? Пришла и не боится! А если я тебе устрою несчастный случай?

— У меня засада на лестнице, — сказала Маша.

— А во дворе самоходное орудие?

— Орудия нет, а про засаду вы не знаете точно и не рискнете.

— Я бы в жизни тебя пальцем не тронул. Ребенка, девочку! За кого ты меня принимаешь?! — обиделся бармен.

— Это я и хочу выяснить.

— Начинай первая, — потребовал бармен. — Когда ты меня раскрыла?

Маша пожала плечами:

— Знаете, как бывает: собираются мелочи одна к одной, и постепенно начинаешь понимать. А решающего доказательства не было… Помните, я крутила Эльчину ногу, а вы угостили меня кофе? Тогда я думала, что вам просто надоел Эльчин. Сами вы не могли ему врезать, вот и отблагодарили меня… А на самом деле вам было интересно, откуда я знаю этот прием.

— Захват, — поправил бармен. — Прием нередкий, почти в любой борьбе ноги крутят. А такой захват я видел только у войсковых разведчиков. Это уже боевой почерк — такой захват.

— Потом Барсик мне помог.

— Кто?

— Кот Барсик. Матерый и вреднющий, поэтому зовется Барсом. Я однажды шарила по Интернету и набрала в поисковике слово «барс». Скучала по нему. А наткнулась на эмблему псковской дивизии. У них на щите северный барс, а на вашей наколке — зубр или бык.

— Сам не знаю. Она переводная, в ларьке куплена, — ответил бармен.

— Я так и поняла. Почему, думаю, человек говорит, что служил в псковской дивизии, а наколка у него чужая? Не мог же он забыть, где служил. Значит, наколка для отвода глаз. Это была вторая нестыковка, а третья — вы похожи на бармена из кино. Там они любят всех угощать и трепаться с клиентами, а настоящий бармен удавится за стакан минералки, особенно если она стоит сорок рублей.

— Откуда такой опыт? Ногу крутить — я понял, тебя дедушка-генерал научил.

— А мы с подругой работали на каникулах в кафе. Оно круглосуточное, поэтому барменов целых три, чтобы сменять друг друга. И все трое крохоборы. Каждому клиенту не дольют по десять капель, к вечеру сэкономят литр. А вам как будто все равно… В общем, я поняла, что вы не тот, за кого себя выдаете, но еще не знала, что «жучки» ваши. Когда нашла первый, вообще подумала, что меня подслушивает Андровский. Потом Дед подсказал, что нет, подслушивали на самом деле Амирова. Потом я узнала, что бою звонила какая-то женщина, выходит, и Андровский тут ни при чем… Женщину вы, конечно, не сдадите?

— Сдам. Это я, — улыбнулся бармен и произнес женским грудным голосом: — Аллоу, пра-ачечная?.. Могу за старика, за ребенка, с чеченским акцентом, с арабским.

— Здорово. Вам бы на эстраде выступать, — оценила Маша.

Бармен отмахнулся:

— Не тянет. Говорят, артист на сцене чувствует кураж, ответственность: если плохо выступишь, освищут. А где я выступал, там за плохую работу не освистывали, а забрасывали гранатами. После этого сцена — слишком просто.