Мудрость - [2]
В эту деятельную литературную жизнь Цадаса внес новую ноту. Придал, как он говорил, «древней аварской пандуре третью струну». До него в аварской поэзии преобладала любовная лирика. «Третьей струной» стало реалистическое изображение повседневной жизни, обличительный пафос стихов.
…В 20-е годы складывается знаменитая книга Цадасы «Метла адатов» (1934). Народное начало определило содержание и форму его сатиры, восходящей к истокам фольклорного юмора, к традиционным аварским жанрам посланий, монологов, «споров», обращений. Своим стихом поэт боролся против заплесневелых обычаев-адатов: кровной мести, униженности женщины, невежества. Он говорил: «Я применил жанр сатиры к воспеванию новой, советской жизни». Порицая и клеймя дурное наследие прошлого, он воспитывал человеческие души для перемен, рождаемых революцией.
Мне впервые пришлось встретить Цадасу в год выхода «Метлы адатов», когда он из Цада приехал в Махачкалу на Первый съезд писателей Дагестана. Каким он запомнился? Лицо его, крупной лепки, прокаленное горным солнцем, не было красиво. Но оно было необычайно привлекательно выражением сосредоточенной мысли, доброты, спокойной силы. При коренастой, плотной фигуре – легкая, неслышная поступь. Одет Цадаса был, как обычно одеваются почтенные горцы: в папахе, суконная рубаха до колен перетянута по талии ремешком с серебряными украшениями (костюму этому Гамзат не изменил до конца жизни).
В его немногословии, сдержанности жестов, манере внимательно слушать собеседника, прищуривая зоркие улыбчивые глаза, была высокая интеллигентность. Он никого не подавлял своим авторитетом, был ровен со всеми. Людей отличал не по рангам и должностям – по внутренним достоинствам.
Он был добрым другом и заботливым наставником для многих литераторов Дагестана. Он верил в молодых. Многим его нравственный облик, пример его твердости в убеждениях служил путеводной звездой. В нем была полная мера благожелательности и ни капли самомнения. В шестьдесят лет, окруженный почетом, награжденный высокими званиями, он мог сказать молодому поэту:
(«Ответ молодому поэту». Перевод Я. Козловского)
Каким с первой встречи запомнился Гамзат, таким и представляется он мне на протяжении следующих лет. Он менялся мало. Старость его, казалось, обходила… Тяжело ударила его в пору Великой Отечественной войны потеря двух старших сыновей. Может, с этого времени и начали утекать его силы? Внешне это не сказывалось. Никогда он не был столь деятелен, как именно в те годы. Для того чтобы ближе быть к общественной жизни республики, он переехал в Махачкалу. П. Павленко вспоминал, как Цадаса, будучи в Москве, рассказывал ему и Н. Тихонову: «Работаю много… Иной раз по неделям с коня не слезаю. Тут нужна песня о смельчаках-детях аула, там – приветствие молодым, уходящим на фронт, или стихи о женщинах-труженицах, – и все зовут, все торопят, и нельзя отказать, и надо ездить, и читать, и слушать, и видеть…»[3]. Он успевал все.
В 40–50-е годы поэтические «амбары» Цадасы были богаты, как никогда. Это было для него время напряженной общественной деятельности – депутат Верховного Совета, борец за мир. И время все длящегося творческого вдохновения, подвижнического и радостного труда в полном обладании мастерством.
Как одну из самых дорогих книг моей «кавказской» библиотеки я храню «Три поэмы» Цадасы с его надписью арабскими буквами: «…от старого автора Гамзата из Цада – небольшую книжку». Дата 1950 год. Последнее на русском языке прижизненное издание. И рядом – одновременно вышедший маленький сборник стихов Пушкина в переводах Цадасы, предмет творческой гордости поэта. Его я берегу не только потому, что и это – память: издание стало большой редкостью. Всякий раз, взяв сборник в руки, я дивлюсь ему, как чуду. Пушкин пришел в горскую саклю после Октября, и Гамзат не расставался с ним до конца дней.
Великое обогащение души принесла Цадасе русская литература! К тому, чем поэт владел с юности – народная песня, поэзия Востока, – она прибавила «Евгения Онегина», лермонтовских «Демона» и «Мцыри», басни Крылова, прозу Толстого, Чехова, Горького… Все это пришло к Цадасе уже в зрелые годы, и было тем значительней для него, чем глубже воспринималось.
На склоне лет Гамзат обнародовал переводы пушкинских шедевров: «Деревня», «Во глубине сибирских руд», «Памятник». Он перевел «Руслана и Людмилу». Разве не чудо, что наше время подарило ему счастье познания Пушкина, любви к Пушкину?! Это он о себе сказал:
(«Пушкину». Перевод С. Липкина)
Родное и русское сплелись неразъединимо. Русское стало родным.
Именно в предвоенную и послевоенную пору Цадаса открыл для себя новые жанры: комедия и драма, басня, сказка для детей и, наконец, венчающая жизнь сюжетная поэма, в которой впервые во весь рост встал перед дагестанским читателем человек современности, герой трудового и ратного подвига. Не угас обличительный пафос, но изменились объекты сатиры Гамзата Цадасы. Теперь она была направлена против тунеядцев, хапуг, нравственной нечистоплотности. Изящней, тоньше, сложнее духовно зазвучала лирика Цадасы…
