Мудрость - [11]

Не тают льды. Не слышно пенья птиц.

Седло-гора доступна только тучам.

Ее гордыню мы повергли ниц.

Мы стали над хребтом ее могучим.

Портрет вождя на солнце заблистал, —

Ильич стоит как на вершине башни.

Отсюда виден весь Аваристан:

Как на ладони – пастбища и пашни.

И в камни жизнь вдохнет зурна Яхьи!

Вот ледяная ожила терраса

От четырех безудержных стихий —

От песни, смеха, музыки и пляса.

Опасен спуск и труден. Оступись

Последний – как бы ни был он искусен,

Весь «караван» посыпался бы вниз,

Как с перегнившей нитки горстка бусин.

Но духи нам не нанесли вреда, —

Вернулись мы на пятый день апреля.

Народ с почетом встретил нас тогда, —

Сердца стучали, и глаза горели.

И до сих пор в Хунзахе говорят,

Что на горе, от века нелюдимой,

Без страха побывала Жавхарат

И с ней Патина, дочь Камалутдина.

Теленок заговорил

Год у нас выдался впрямь небывалый:

Стар я, а вот не слыхал до сих пор,

Чтобы теленок – трехмесячный, малый —

Мог по-аварски вести разговор.

Скот переписывать стали в ауле.

Ночью подумал Гази-Магомед:

«Спрячу теленка, пока все уснули

И бригадира с комиссией нет».

«Яловой стала, как видно, корова!» —

Утром заверил комиссию плут.

И бригадир положился на слово.

Дальше пошел, да услышал – зовут!

Плачет за дверью теленок бедовый:

«К маме меня не вписал почему?!»

…Может быть, впрочем, рогатой

коровой

Наш бригадир показался ему.

Чудо

Исал Магома, что из мертвых воскрес

И лично всем близким прислал по привету,

Достоин прославиться в книге чудес,

А прочие могут попасть лишь в газету.

Однажды узнали в семье из письма,

Что в море умчали проклятые джины

Ту лодку, в которой Исал Магома

Был штормом застигнут во время путины.

Проплакав, решила устроить родня

Поминки по грешной душе рыболова.

И печь накалилась от пляски огня,

И разом в котел угодила корова.

И только хотели, что важно весьма,

К столу подавать уже мясо коровье,

Как вдруг присылает письмо Магома:

Он жив и желает всем близким здоровья.

Тут плач прекратился и праздник настал,

Весельем людским обернулась утрата.

О чуде услышав, святоша Хавал

Воскликнул: «Да здравствует день

киямата!»

«Зачем волноваться, – сказали ему

И подали водки, – на, выпей-ка, это —

Святая вода, что теперь Магому

Вернула с того невеселого света».

И суфий, который считал, что грешно

Ему, как святому, здороваться с пьяным,

Стал водку со всеми хлестать заодно,

Не маленькой рюмкой – граненым

стаканом.

Кто хлеб отказался бы есть – упади

Лишь капля спиртного поблизости с

хлебом,

Бутылку к своей прижимая груди,

За шумным столом разговаривал с небом.

Потом Магомеда Шарипа, что знал,

Как набожный горец, законы не худо,

На пир пригласили, и суфий Хавал

С ним, чокаясь, пил за великое чудо.

Хоть бороды были у них в седине,

Но так нализались наставники эти,

Что благословили портрет на стене,

За шейха кого-то приняв на портрете.

Исал Магома, что из мертвых воскрес

И лично всем близким прислал по привету,

Достоин прославиться в книге чудес,

А прочие могут попасть лишь в газету.

Что сделали с моей бедной песней!

Несчастье с песнею моей

Произошло нежданно.

Ее в газету я послал

На праздник Дагестана.

Гляжу – она, как толокно,

Размолота, измята

Так, словно встретилась в пути

С дубинкой суковатой.

Столкнулась, может быть, она

С оравой горьких пьяниц,

Чьи лапы на ее спине

Сплясали буйный танец?

А может, на кулачный бой

Попала к чондотлинцам

И еле ноги унесла,

Не рада их гостинцам?

Четверостишиям иным

Так по загривку дали,

Что их первоначальный смысл

Теперь поймешь едва ли.

А в довершение, видать,

Им плеткою досталось.

Агонизируют они,

В них жизни не осталось.

О, бедный череп! Ведь на нем

Не счесть рубцов и вмятин.

Мне этот случай роковой,

Признаться, непонятен.

У песни ребер целых нет,

Взирает мутным взглядом,

Как наш гуляка Мустафа,

Побитый камнепадом…

________

Коль в каждом номере у вас

Подобных «жертв» десяток,

То вы прославитесь, везде,

«Герои» опечаток.

Но самокритика всегда

Вину загладить может.

И эту песню, я прошу,

Опубликуйте тоже!

Жалобы сохи

Отошли давно назад

В жизни нашей стороны

Многие, как говорят,

Пережитки старины.

В поле, убыстряя ход,

Строем тракторы идут.

С неба самолет – и тот

Облегчает людям труд.

От арбы народ отвык, —

В горы едет грузовик.

Молотилки на гумне.

А плуги!.. Куда уж мне!

Я могла пахать, пока

Было поле бедняка,

А в колхозе ширь полей

Не для силушки моей.

У дубовых старых сох

Дуб потрескался, засох,

Нам свой век докоротать

На задворках по углам.

Все забыли, как нас звать,

Называют просто: «хлам».

Пусть сдадут меня в музей,

Чтоб потом в музейный зал

Педагог привел детей

И меня б им показал.

О прошедших временах

Ваши дети знать должны.

Пусть останусь я как прах

Отошедшей старины.

Певец и радио

П е в е ц

Мое дыханье, песня моя,

Куда ты уходишь, едва рождена?

Ты, голос мой чистый, мой нежный напев,

Крадет вас, прислушиваясь, стена?

Такого капкана не видывал я:

Чуть вымолвишь слово – поймали его.

И вора такого не видывал я:

Чуть вымолвишь слово – угнали его.

Поставил бы стражу – не знаешь, куда:

Мой глаз провода оплетают кругом.

Замок бы повесил, да только – на что?

Язык мой украл ты, ворующий ртом!

Хитер, как лиса, ты: взобрался на столб —

И носишь мой голос над всею страной!

Зачем ты шпионишь за каждым

словцом —

Иль договор джинн заключил с тобой?

Р а д и о

Два слова, Товарищ! (Прости, перебью!)