Мудрецы Талмуда. Сборник сказаний, притч, изречений - [23]

– Что значит это?

– Так установил, – отвечают им, – р. Симеон бен Гамлиель.

И говорит р. Меир р. Натану:

– Я хахам, ты аб-бет-дин. Придумаем что-нибудь против него. И вот что пришло мне на мысль: потребуем, чтобы он публично прочел лекцию по трактату «Окцин» – предмету ему малознакомому. Он неизбежно растеряется. Этим мы воспользуемся, чтобы низвергнуть его с патриаршества. И станешь ты патриархом, а я аб-бет-дином.

О заговоре этом проведал р. Иаков бен Карши и решил предупредить недостойное столкновение. С этой целью он поместился рядом с комнатой р. Симеона и принялся громко читать и повторять трактат «Окцин». Слышит это р. Симеон и удивляется, по какому случаю ученик этот взялся за трактат «Окцин»? Не иначе, что там, в академии, задумано против него, р. Симеона, что-то недоброе. Садится р. Симеон и усердно принимается за трактат «Окцин».

Назавтра, когда он появился в академии, раздались голоса:

– Просим раби читать о трактате «Окцин».

Прочитал р. Симеон свою лекцию, а затем обратился к р. Меиру и р. Натану:

– Итак, не изучи я предварительно этот трактат, вы опозорили бы меня перед всей академией?

И приказывает удалить их из академии.

Стали после этого р. Меир и р. Натан поступать так: напишут разные головоломные вопросы и через окна бросают записочки р. Симеону в зал академии. На одни вопросы р. Симеон давал ответы, а на которые он отвечать не умел, р. Меир с р. Натаном сами писали ответы и записки свои бросали через окно в зал академии.

Видя это, р. Иосе заявил громогласно:

– Что же это, однако? Тора – там, на дворе, а мы здесь! Поневоле пришлось патриарху вновь разрешить им свободный вход в академию. Но при этом он поставил условием, в виде наказания для них, имена их ни с какой галахой в связи не упоминались. С тех пор, вместо «р. Натан говорит», произносили: «одни говорят», а вместо «р. Меир говорит» – «другие говорят».

Был обоим им сон: «Повелевается вам извиниться перед р. Симеоном!»

Р. Натан послушался, а р. Меир нет.

– Сновидениям, – сказал он, – я значения не придаю. Сурово встретил патриарх явившегося с повинной р. Натана:

– Стать аб-бет-дином, – сказал он, – помог тебе золотой пояс твоего отца;[66] но чтобы сделаться патриархом, ты на что рассчитывать можешь?…

(Гор., 13)

Ахер [67]

В одну из суббот р. Меир проповедовал в школе в Тивериаде, а бывший учитель его Элиша катался в это время верхом на лошади по базару. Сказали об этом р. Меиру. Пошел он к Элише.

Спрашивает Элиша р. Меира:

– Какой текст взял ты для сегодняшней проповеди?

– Я начал, – отвечает р. Меир, – стихом из книги Иова: «И Господь благословил конец жизни Иова более, чем начало ее», – т. е. удвоил богатство Иова.

– Учитель твой Акиба, – замечает на это Элиша, – иначе толковал этот стих: «Господь благословил конец жизни Иова в награду за начало ее», – т. е. за прежнее благочестие и добродетели Иова. А дальше о чем говорил ты?

– Я говорил на стих из Екклезиаста: «Конец дела лучше начала».

– А что сказал ты по поводу этого изречения?

– Бывает, – сказал я, – что человек в молодые годы купит товару и потерпит убыток, а на старости лет прибыль получит. То же бывает с человеком, который в молодости грешен, а на старости становится добродетельным и благочестивым.

– Учитель твой Акиба, – говорит опять Элиша, – иначе объяснял это изречение «конец дела лучше начала»: «Конец дела, – говорил он, – лучше, если начало его доброе». Возьми, для примера, меня. Отец мой Абуя был одним из значительнейших людей своего времени. Празднуя мое рождение, он разослал приглашения знатнейшим людям Иерусалима. Между прочим приглашены были р. Элиэзер и р. Иошуа. После трапезы развеселившиеся гости принялись петь: евреи – каноны, эллины – забавные акростихи.

Говорит р. Элиэзер р. Иошуе:

– Эти добрые люди занялись пением. Не займемся ли и мы, чем нам подобает?

Завязалась у них нравоучительная беседа; от Торы перешли к пророкам, от пророков – к гаиографам. Свежими, новыми звучали слова Писания, словно сейчас на Синае провозглашенные и божественным огнем осиянные.

Видя это, отец мой сказал:

– Убеждаясь, насколько могущественна власть Торы, обещаю: новорожденного сына моего, если он жив будет, посвятить всецело священной науке.

Небескорыстно, как видишь, было это обещание. И поэтому-то я и не устоял перед соблазнами жизни. Расскажи, однако, о чем еще говорил ты в своей проповеди?

– Я говорил на стих: «То и другое создал Бог».

– Как объяснял ты этот стих?

– Планомерно все в природе: горы и равнины; моря и реки.

– Нет, учитель твой Акиба иначе объяснял этот стих. «Господь, – говорил он, – создал праведников и создал грешников, создал рай и создал ад. Каждому человеку уготованы две доли, одна в раю, другая в аду. Праведник получает обе, за себя и за грешника, доли райского блаженства, грешнику же достается возмездие и за себя, и за праведника в безднах преисподней». И еще о чем говорил ты?

– О стихе: «Не равняется с нею (Торою) золото и стекло, и не выменяешь ее «на сосуды из золота чистейшего».

– Как объяснял ты этот стих?

– Тора, – сказал я, – подобна и золоту, и стеклу: приобрести ее трудно, как изделия из чистейшего золота, а лишиться ее легко, как сосудов стеклянных.