Мученики науки - [2]
Со времени этого памятнаго событія, любовь къ природѣ и преданность наукѣ имѣли много другихъ жертвъ. Припомнимъ нѣкоторыя изъ нихъ и прежде всего разскажемъ трогательную исторію шведскаго натуралиста Гассельквиста[2]. Его учитель, Линней, какъ-то выразилъ сожалѣніе, что естественная исторія Палестины мало изслѣдована. Гассельквистъ, не смотря на свою болѣзненность, хилость и видимую неспособность къ преодолѣнію трудностей утомительнаго путешествія, тотчасъ же рѣшилъ восполнить этотъ пробѣлъ въ наукѣ. Онъ употребилъ два года на приготовленіе къ путешествію читая всѣ лучшія сочиненія о Левантѣ и въ то-же время изучая языки тѣхъ странъ, посѣтить которыя онъ былъ намѣренъ. Его пламенное усердіе снискало ему всеобщія симпатіи. Жители Стокгольма и Готенберга сложились, чтобы снабдить его средствами; онъ отплылъ въ Смирну и прибылъ туда 26 ноября 1749. Юный натуралистъ провелъ въ этомъ городѣ около года, непрерывно совершалъ экскурсіи по Магнезіи и Сипплу (Sipyle), проѣхалъ черезъ Египетъ, посѣтилъ Розетту, Александрію и отправилъ въ упсальскую и стокгольмскую академіи наукъ множество мемуаровъ о своихъ открытіяхъ и наблюденіяхъ. Оба эти ученыя общества избрали его въ число своихъ членовъ. Онъ былъ кромѣ того избранъ въ адъюнкты упсальскимъ медицинскимъ факультетомъ, присудившимъ уже ему степень доктора. Въ мартѣ 1751 г. Гассельквистъ покинулъ Каиръ и долго путешествовалъ по Палестинѣ, гдѣ изслѣдовалъ содомское яблоко, терновникъ Христа и произвелъ интересныя наблюденія надъ саранчею. Упорный кашель, сопровождавшійся частыми геморроидальными припадками, заставлялъ его испытывать невыносимыя страданія; благоразуміе повелѣвало ему вернуться на родину; но натуралистъ думалъ, что имъ еще мало сдѣлано для науки. Не смотря на то, что онъ владѣлъ уже богатою коллекціей растеній и безчисленными образчиками естественной исторіи страны, онъ хотѣлъ побывать еще на Кипрѣ и затѣмъ опять вернуться въ Смирну для новой жатвы. Пожирающая энергія окончательно подкосила его слабый организмъ: Гассельквистъ умеръ на чужбинѣ, вдали отъ близкихъ, едва достигнувши тридцати лѣтъ.[3]
Еще трогательнѣе исторія французскаго натуралиста Филибера Коммерсона[4]. Онъ блистательно учился въ Монпелье и получилъ степень доктора въ 1755. Наклонность къ занятію естественными науками была въ немъ до того неудержима, что его отецъ, думавшій сначала сдѣлать изъ него чиновника, предоставилъ ему полную свободу въ выборѣ занятій. Послѣ экзаменовъ юный Коммерсонъ посѣтилъ Севенскія горы, Пиренеи, Швейцарію и изъѣздилъ все побережье Средиземнаго моря. Онъ гербаризировалъ съ такимъ страстнымъ увлеченіемъ, что если видѣлъ растеніе, котораго не было въ его гербаріѣ, то доставалъ его за какую бы то ни было цѣну, рискуя даже жизнью. Однажды Коммерсонъ, какъ Авессаломъ, запутался волосами въ вѣтвяхъ дерева и такъ повисъ; освободиться изъ этого положенія онъ могъ только упавши въ рѣку, гдѣ чуть не утонулъ. Въ другой разъ ему удалось избѣжать водопада, скатившись въ пропасть.
Этотъ неутомимый путешественникъ тѣмъ не менѣе любилъ семью и домашній очагъ; въ 1760 году онъ женился на молодой дѣвушкѣ дю-Шаролэ. «Знайте, писалъ онъ одному другу, что, начавши въ первый разъ собирать растенія въ этой странѣ, я нашелъ тамъ нѣкоторый чувствительный цвѣтовъ и хочу его помѣстить не въ гербарій, а въ брачную комнату». Черезъ два года у него былъ сынъ, рожденіе котораго стоило жизни матери.
Коммерсонъ не замедлилъ стать знаменитостью. Великій Линней предложилъ молодому естествоиспытателю описать для шведской королевы самые любопытные экземпляры рыбъ Средиземнаго моря. Коммерсонъ отвѣчалъ тѣмъ, что сдѣлалъ одну изъ важнѣйшихъ ихтіологическихъ работъ XVIII вѣка. Онъ основалъ въ Монпелье великолѣпный ботаническій садъ, познакомился съ Лаландомъ и сдѣлавшись его другомъ, вскорѣ затѣмъ принялъ предложенное ему мѣсто натуралиста въ кругосвѣтной экспедиціи, начальникомъ которой былъ Бугэнвилль.
Въ ту самую минуту, когда Филиберъ Коммерсонъ собирался уѣзжать, молодой слуга, Баре, по прозванію Боннфуа (чистосердечный), неотлучно бывшій при немъ въ теченіи двухъ лѣтъ и нѣсколько ознакомившійся съ растеніями и гербаріями, сталъ умолять его взять его съ собой. Коммерсонъ долго колебался, но наконецъ согласился. Годъ спустя, на Таити, Баре Боннфуа, пользовавшійся не смотря на свою сдержанность, общей любовью на кораблѣ, встрѣтился съ туземцами, которые вдругъ закричали: «Это женщина!» Баре-Боннфуа убѣжалъ, но случившееся, дошло до ушей Бугэнвилля и тогда слуга или, вѣрнѣе, служанка Коммерсона принуждена была сказать истину:
— Я знала, оправдывалась она, какимъ опасностямъ я подвергала себя; но я — сирота и полюбила науку.
Баре-Боннфуа осталась вѣрнымъ слугою. Ее простили. Она продолжала исполнять обязанности ассистента при Коммерсонѣ, который выказалъ уваженіе къ ней, посвятивши ей новое растеніе подъ именемъ баретіи: «Образъ Діаны колчаноносицы, говорилъ онъ о ней, и мудрой и строгой Минервы!»
Въ Ріо-де-Жанейро, въ Буэносъ-Айресѣ Коммерсонъ собралъ настоящія богатства. Послѣ двадцати одномѣсячнаго плаванія, проѣхавши десять тысячъ льё со времени своего выѣзда изъ Рошфора, онъ прибылъ на Иль-де-Франсъ, гдѣ его удержалъ извѣстный интендантъ колоніи Пуавръ. Французское правительство поручило натуралисту продолжать работы на Мадагаскарѣ. «Какая удивительная страна! писалъ онъ своему другу Лаланду. Она заслуживаетъ вниманія не одного странствующаго наблюдателя, но цѣлыхъ академій».
