Муц-Великан - [9]
— К атаке го-товсь!
Среди солдат пронесся ропот. Им запали в душу слова Громового-Слова, и они почти уже были готовы перейти на сторону великана. Но эмблемы короны на пестрых мундирах напоминали им о королевской власти и, движимые невидимой силой, они угрожающе выхватили сабли и протянули вперед пики.
А Муц продолжал смеяться. Один из королевских советников подъехал к нему вплотную, насколько это позволяло упиравшееся двурогое, напряг свой голосок и крикнул:
— Великан! От имени его величества, короля Лилипутии, верховного вождя лилипутской армии и начальника трехсот полицейских, требую, чтобы ты немедленно оставил пределы нашей страны — или тебя постигнет смерть на месте!
Только теперь у Муца, наконец, прошли смех, шутки и изумление. Он отпрыгнул в сторону, схватил кусок дерева из груды обломков самолета, потряс им в воздухе, широко раскрыл рот, как всегда, когда его щекотало в носу и чихнул: — А-пчхи! А-пч-хи!
Чихание Муца возымело неожиданное действие. При первом же «апчхи!» двурогие встали на дыбы, при втором — они помчались в диком галопе, при третьем — шесть королевских двурогих вместе с каретой так полетели стремглав вдогонку за кавалерией, что на голове у короля запрыгала корона. Напрасно кучер тянул на себя длинные вожжи, напрасно солдаты натягивали короткие поводья. Испуганные животные, с распущенными гривами, мчались к конюшням столицы, а король вопил в бессильной ярости:
— Погоди, великан! Погоди, чудовище! Клянусь своей короной — я поймаю тебя живьем! Ты будешь сидеть в клетке на посмешище всем, а затем тебя повесят! Клянусь короной!
Советники, скакавшие рядом с королевской каретой, затрепетали от страха, потому что клятва короной считалась в Лилипутии священной и ненарушимой. Но король был объят таким гневом, что он совершенно обезумел и продолжал неистовствовать и клясться:
— Погоди! Если мы не поймаем тебя днем, то это произойдет ночью. Клянусь короной — живьем еще сегодня ночью! Сегодня ночью! А твой приятель сегодня же будет на каторге! Сегодня же! Клянусь короной!
Но когда на Севере показалась гора, на которой стоял королевский дворец, Пипин сразу притих. В его голове завертелся мучительный вопрос:
— А как отнесется ко всей этой злосчастной истории Пипина?
Когда королевская карета вкатила через дворцовый подъемный мост, Пипина встретила ее молча. Она сначала выслушала своего коронованного супруга, затем уперлась руками в бока и смерила его долгим взглядом с зубцов короны до подошв. Пипин все становился меньше и меньше под ее негодующими взорами.
Она вздохнула:
— Беда с этим человеком! Бежал с четырьмястами кавалеристами перед чиханием великана!.. Беда с этим человеком!
Больше она ничего не сказала, но рука ее вытянулась и с такой силой обрушилась на корону, что та слетела с головы короля. Затем она повернулась и гордо вышла из покоя, а его королевское величество заботливо кинулся подбирать эмблему своей власти.
Когда сверкающая корона снова очутилась на королевском челе, Пипин окинул трусливым взглядом пустую комнату, снова принял королевскую осанку, злобно погрозил пальцем на юг и снова стал клясться:
— За все это ты мне ответишь! Ты будешь пойман живьем! Еще сегодня ночью!
Сказал, позвонил в колокольчик и приказал застывшему в поклоне слуге:
— Немедленно вызвать начальника полиции!
Муц знакомится с нуждой лилипутов
О, если бы Муц знал, что замышляется против него во дворце!
Но он ничего, ничего не подозревал. Он продолжал беззаботно сидеть на том же месте, с которого чиханием обратил в бегство королевскую гвардию. Ничего не подозревая, он продолжал смотреть на аллею, за широкой листвой которой растаяла, как дым, гордая воинственная кавалерия.
— И перед этакой игрушкой бежали все лилипуты! — посмеивался он, — сумасшедшая страна!
Он долго смотрел на север и ему показалось, что вдали, над верхушками деревьев, поднимается густой дым из фабричных труб.
— А теперь пойдем осмотрим Лилипутию.
Он окинул взглядом палатку и обломки самолета.
— Если бы мне кто-нибудь починил «Альбатрос»! — Он уселся в траве перед грудой обломков и почесал себе переносицу. — Нужно все-таки вернуться домой.
Домой? Тут было над чем призадуматься. Как там дома все его ищут! Отец, мать, сестренка.
Нашла ли она запрятанный волчок? Или он попрежнему валяется за печкой?.. Нет, за зеркалом… нет, туда он запрятал мяч, а волчок — за ящиком, где лежат сапожные щетки… нет, он его засунул в швейную машину…
Муц запрятал столько игрушек сестры, что не мог ничего припомнить. Теперь его мучила совесть. Он сидел и ломал себе голову, охваченный тоской по дому.
Быть может, он бы так долго сидел и горевал, если бы не ветерок с севера, который обвеял его знакомым сладким ароматом.
— Вставай, вставай! Сладости, сладости! — манил ветерок.
И Муц оставил все свои печали, весь отдался сладкому аромату и пошел вперед, вдоль ряда деревьев. Слева простирались зеленеющие луга, за ними шумел высокий, темный Беличий бор. Справа расстилались картофельные поля, на которых стояли маленькие, убогие крестьянские хижины. Но Муц не глядел ни вправо, ни влево. Он шел, повинуясь носу. В воображении ему рисовалась кондитерская, куда вел аромат. Он шел на север, широко расставляя ноги, пока неожиданно совсем близко ни послышались тонкие, хриплые голоса:
