Му-му. Заброшенная могила - [48]

— А что, от плохого настроения врачи помогают? — удивилась Катя. — Мне от него только Дед может помочь, и Мишка иногда…

Даниил хмыкнул и покачал головой. Дочери он ничего не ответил.

Первую из двух купленных плоских бутылок дорогого коньяка Хвостов начал пить у клетки с медведями. А закончил — около вольера с лошадьми Пржевальского. Впрочем, он этого не помнил — были какие-то зверюшки с гривами и копытами, может, лошади, может, антилопы-гну. Правда, без рогов. И были мысли…

«Черт бы все это подрал… Наверное, это главная технология жизни: казаться лучше, чем ты есть, закапывая все худшее внутри себя, не позволяя ему вырваться наружу, не давая возможности задеть даже кончиком отравленного нашими чувствами острия тех, кого мы любим, тех, кого мы родили… Остальные — гори они гаром, пропади они пропадом…»

Даниил начал понимать, что сходит с ума. Впрочем, возможно, это сказывалось воздействие коньяка.

— Папа, пойдем к тиграм, — скомандовала Катя. — Я их очень люблю. Мне мама книжку купила про то, как одна женщина тигру домой взяла. Ее Кинули звали…

Хвостов тоже читал в детстве книжку про то, как еще до войны работница зоопарка взяла домой маленькую тигрицу, от которой отказалась мать… Он сжал зубы, подумав, что на месте тигренка выскочил бы из окна и свалил бы из этой страшной каменной тюрьмы. Но история не знает сослагательного наклонения.

— Пойдем, — сказал Даниил. — А ты там уже была?

— Там есть одна большая кошка. Она — тигра, но она же кошка, правда, папа? Я так хотела бы ее погладить… Я ее очень люблю. Но она ко мне не подходит… Она меня боится.

— Пошли. Только надо говорить не «тигра», а «тигрица», — автоматически заметил несостоявшийся филолог.

Они приблизились к клетке, в которой жила — если это можно назвать жизнью — полосатая красавица. Сама клетка представляла собой куб из мелкоячеистой сетки, отделенный от дорожки, по которой ходили посетители, полуметровым пространством, засеянным травой, и еще одной решеткой из металлических прутьев.

Даниил посмотрел в глаза невероятно красивой огромной кошке и мысленно позвал ее, подумав, что он любит эту огромную полосатую кошку больше, чем любую из своих женщин. Наверно, так привлекали животных знаменитые дрессировщики. Грациозно передвигая свое огромное тело, тигрица подошла к решетке и уткнулась в нее черным кошачьим носом. Катя замерла.

— Папа, ты ее погладишь?

Хвостов просунул руку сквозь прутья — как раз хватило расстояния — и пальцем через ячейку решетки дотронулся до того места, откуда росли у тигрицы белые жесткие усы. Кошка зажмурилась. Даниил провел пальцем по усам тигрицы. Та застыла, принюхиваясь к непонятно откуда взявшемуся приятному запаху, появившемуся из-за границы ее тюрьмы.

— Эй, Хвостов!

Даниил вздрогнул и оглянулся, не успев вытащить палец из-за решетки.

За спиной стоял его приятель Витя Колосов в сопровождении двоих не совсем трезвых коллег по страховому бизнесу. Что они делали в зоопарке — сказать было трудно.

И тут тигрица, которую Даниил неосторожно задел пальцем за чувствительный кончик носа, слегка — по ее меркам — цапнула его за палец. Катя вскрикнула. Хвостов сжал зубы, стараясь справиться с болевым шоком, который в ином случае мог лишить его сознания.

— Это ничего, малыш, — сказал Даниил. — Она просто меня поцеловала.

— Папа, у тебя кровь!!

— Запомни навсегда, Катя, — спокойно сказал Хвостов. — Те, кто любит, всегда кусают до крови.

— Хвостов, ты что, охренел? — подбежали сзади какие-то незнакомые Кате дядьки, зачем-то доставая из карманов неприятно пахнущие маленькие черные машинки и нацеливая их на кошку, которая стояла около решетки и явно сердилась.

— Пошли вон, — коротко сказал Хвостов.

Приятели директора страховой компании «Щит» спрятали пистолеты, которыми хотели «успокоить» тигрицу, и молча ретировались, поняв, что их вмешательство будет излишним.

— Теперь пойдем к зубру, — сказал Даниил, заматывая палец носовым платком, который сразу же стал красным от крови.

— А он… не кусается?

— Нет, Катя. Он добрый.

Хвостов схватил Катю за руку и потащил ее по дорожке зоопарка. Он уже понимал, что с ним происходит что-то странное и страшное.

Они подошли к вольеру, в котором пережевывал свою жвачку огромный беловежский бык. Хвостов левой рукой вытащил из кармана вторую фляжку коньяка и, никого не стесняясь, проглотил ее содержимое в несколько глотков. Катя молча смотрела на него, понимая, что папе больно и он должен принять лекарство. Боль была действительно адской.

Флегматичный зубр возвышался над поросшей травой площадкой, как башня. Даниил уронил платок, схватился за толстые прутья решетки, прижался к ним лицом и, роняя капли крови, — тигрица содрала с пальца кожу вместе с ногтем — сказал:

— Вот ты, папа… Ты — властелин… А я…

Он уже не видел Катю, не осознавал, что рядом с ним всхлипывает маленькая девочка, плоть от плоти его… Даниил бормотал, вытянувшись во весь свой рост, левой рукой почесывая подошедшего зубра между рогов:

— Я пойду к ней… Я ей все расскажу. Как врачу. Не как бабе, которую я хочу… Хочу так, как Адам Еву хотел после яблока и Змия. У-оу-у…

— Перед вами зубр, — услышал он голос экскурсовода какой-то подошедшей экскурсии. — Огромный бык, который жил в лесах Восточной Европы, когда наши предки…