Мстители гетто - [44]

Когда пришли в лагерь отряда, оказалось, что разведка уже доставила сведения о результатах взрыва. С взлетевшим на воздух поездом ехал из Берлина какой-то очень важный гитлеровский разбойник с целым штабом «ученых» бандитов. У гитлеровцев в Минске невероятная кутерьма. Гестапо свирепствует: как можно было не обеспечить путь, по которому следовала такая почетная персона из самого берлинского штаба!

На войне, как на войне! Имеются и жертвы. Нередко боль бывает настолько велика, что, кажется, — конец всему! Невозможно будет заменить погибшего товарища. Абрашка пал в бою. Гитлеровцы пришли в деревню возле Минска. Партизаны притаились у дороги. Пришедших немцев встретили интенсивной стрельбой и всех почти уничтожили. Один только спрятался под автомашину. И когда Абрашка приблизился, бандит его смертельно ранил.

Погиб и Зямка. Его подстрелили в деревне Волчковичи и ранили под ним коня. Зямка все время отстреливался и отбивался от врага. Но ранили и его. Он понял, что ему, тяжело раненному, не уйти из рук врага. И верный завету «живым врагу не сдаваться», вынесенному из Минского гетто, он пустил себе в сердце последнюю пулю.

В деревне Неумоваки Минского района белорусские крестьяне с почестями похоронили верного сына нашего народа Зямку Мителя. Голубоглазые белорусские девушки весною украшают его могилу и рассказывают о героических делах бесстрашного разрушителя вражеского транспорта.

Когда первая «пятерка» диверсантов Буденновского отряда перестала существовать, возникли новые «пятерки», которые, свято храня память Абрашки и Зямки, боролись днем и ночью против поработителей нашей земли. Из гетто пришли Лейзер Хургин, Хаце Хургин, Лева Бейлин, Толя Цирлин, Лева Рубин, Яша Яловицер и многие другие. Всех их по-товарищески встречал командир, который прежде всего рассказывал им, что сделала еврейская молодежь из гетто в борьбе против врагов нашей Родины.

И вновь прибывшие давали торжественное обещание быть такими, как Абрашка, быть такими, как Зямка! И все, как один, вступили в диверсионные группы: кто к командиру «Ваньке Свирепому» — героическому белорусскому крестьянину, показавшему чудеса в борьбе с фашистами, кто к Фимке Прессману («Чуланчику»), который в 18 лет был назначен командиром всех диверсионных групп партизанского отряда «25 лет БССР». Старшим одной из диверсионных групп был назначен также Лейзер Хургин, который в течение месяца (как раз в такое время, когда каждый метр железнодорожной линии особенно тщательно охранялся врагом) сумел спустить под откос три вражеских эшелона и разрушил телеграфное сообщение на протяжении нескольких километров.

Хоть пустынны и разрушены улицы Минска, над ними все же реет радость возвращенной свободы. Фимка Прессман («Чуланчик») шагает по кривым улочкам, по развалинам гетто и, словно подводя итоги, рассказывает друзьям и товарищам:

— Я уничтожил одиннадцать эшелонов врага, девять раз я разрушал железнодорожное полотно, два гитлеровских хозяйства сравнял с землей, дважды участвовал в «рельсовой войне»… Ну, и что же? Враг еще сопротивляется (это было в первый месяц после освобождения Минска, в июле 1944 года). Значит, не пришло еще время возвращаться в родной город.

Фимка Прессман ушел в Красную Армию, чтобы покончить свои счеты с врагом.

VIII. ИМЕННО ВОЗЛЕ ГЕТТО!

Первым из боевых рядов выбыл Хаим Цукер (бывший командир отряда имени Сергея Лазо). Вражья разрывная пуля попала ему в правую руку. Затем погиб Исаак Ботвинник. Он сопровождал новоприбывшую группу партизан из Минского гетто. Эта группа должна была послужить ядром будущего партизанского отряда имени Кагановича. Когда враг напал на группу, Ботвинник, прикрывая ее, дал возможность своим людям отступить. Из своего автомата (Ботвинник гордился своим автоматом, который он в течение нескольких месяцев собирал по мелким частям) он выпускал по врагу очередь за очередью. Ботвинник продолжал стрелять и тогда, когда он, раненный, лежал на земле. Последнюю пулю, как это принято у партизан, он оставил для себя.

Так Нохем Гольдзак остался один со своим планом, который состоял в том, чтобы уйти в район Минского гетто, и там, именно там, вести партизанскую диверсионную работу. Это был не каприз, — это была внутренняя потребность вредить фашистам именно в том месте, где они намеревались истребить всех евреев. И еще: пусть грохот взрывов придает бодрость оставшимся в гетто и будет для них сигналом, призывом — вырваться из-за ограды и принять участие в мщении, ставшем священным делом для каждого советского человека.

Когда командир отряда имени Кутузова назначил Гольдзака командиром подрывной группы, тот решил, что пришло время осуществить мечту Ботвинника, Хаима Цукера (который остался инвалидом) и его, Нохема.

В свою диверсионную группу он принял Цилю Клебанову, которая шесть раз ходила из леса в гетто и обратно с важными поручениями отряда. В группу вошел также молодой белорусс из Минска Витька Рудович (тот, который снабжал патронами Нонку Маркевича и других юношей). Его родители жили по соседству с Минским гетто. К этой же группе принадлежал и запевало отряда Нохем-Элье Каган. В лесу бывало и голодно, и холодно. Кругом подстерегали враги. И все же, как только выдавалась спокойная минута, мы собирались в землянке, и Нохем-Элье читал нам Шолом-Алейхема, Переца, главы из Бергельсона. У этого бывшего ешиботника, а затем революционера, память была феноменальная. Стоило ему показаться в крестьянской хате, как сбегалась вся деревня. Все знали, что уж тут без концерта не обойдется. И вот они все вместе ушли в Минск. На Татарском кладбище, недалеко от гетто, группа остановилась. Циля пошла в разведку. Было решено «нажать» в самом чувствительном месте — у семафора.