Мщение справедливо - [19]

Преодолев все преграды, Гуров не успел дойти до «Варшавы», когда его толкнули под локоть и негромко спросили:

– Господин, вас что конкретно интересует? Гуров голос Мишки узнал, не повернулся, продолжая смотреть под ноги, чтобы не оступиться в лужу, ответил:

– Меня интересует, когда ты поумнеешь, но, видно, не дожить. Ходи за мной, в машину сразу не лезь.

Сыщик сделал небольшой круг и вернулся к своим «Жигулям».

Он сел за руль, включил мотор, выждал, пока не усядется Мишка, и поехал прочь от опасной толкотни, где не поймешь, кто тебя видит. Гуров свернул в переулок, затем в другой, въехал во двор, где стояло две машины, остановился рядом, повернулся к Михаилу.

– Здравствуй, парень, рад видеть. Мишка молча кивнул, глядя в серьезные глаза, в глубине которых мелькали то ли чертики, то ли смешинки, наконец ответил:

– Здравствуйте, Лев Иванович. – И вздохнул: – Не пойму я вас.

– Чего меня понимать? – Гуров положил локти на спинку сиденья. – Я мужик приличный, остальное не суть важно. Как живешь? Рассказывай.

– Вот, Борис Галей объявился, долго отсутствовал...

– О Галее потом, ты сам-то как? В криминале не увяз? После схватки с полковником Гуровым ты должен был подняться. Работаешь, нет? На что живешь, чем промышляешь? Куда тебя Батя определил?

– Боитесь, не увяз ли ваш агент в мокрухе?

– Миша, не присваивай себе званий. – Гуров усмехнулся. – Ты на меня напал, мог замочить? Факт. Я тебя должен был в острог упрятать, а выпустил. Во мне совесть шебуршит, может, я в тебе ошибся, и людям плохое сделал?

– Сколько я ментов повидал, а такого...

– Ну, сколько ты ментов повидал, парень? – перебил Гуров. – Ты из себя шибко бывалого не строй. А менты, как все люди, разные. Черные, белые, серо-буро-малиновые. Ты философию брось, расскажи, как живешь.

– Живу, лавка у меня, торгую, в общем, как все. Ну еще, по указу Бати за соседними лавками приглядываю, гляжу, чтобы чужие не лезли, не обижали. Ну, когда я в «законе» укрепился, Батя решил меня к какому-то серьезному делу пристроить. Я, честно сказать, перетрухнул, так как мне сразу пушку дали. Я к Галеям пошел, младшему говорю, мол, так и так, пушку показываю. Ну, Сашка на костылях, вы знаете, так мне своим костылем по горбу как въедет, аж белый стал: «Брось немедля!» Я ему, мол, как бросишь, когда пистоль сам Батя передал. Сашка желваки под скулами двинул и говорит, мол, отдай пушку тому, кто ее тебе дал, скажи, Борис Галей иметь не велел, а я с братаном потолкую... Знаете, Лев Иванович, – продолжал Михаил вспоминать дела прошлогодние, – я имел понятие, что старшой Галей в авторитете, но чтобы в таком огромадном – не подозревал. С того дня и по сегодня со мной вся округа низко раскланивается, сам Батя к моей лавке подошел, пачку сигарет купил; я от денег отказываюсь, он скривился и говорит: «Бери, парень, иначе проторгуешься». Сигаретку за – жег, пыхнул разок и продолжает: «Торгуй беспошлинно, палатки, что по энтой стороне а: улицы, – под твоим приглядом. Если толковище начнется, на меня сошлись. А у Галеев будешь, Борису Сергеевичу поклон передай». Я понимаю, Борис меня неспроста прикрыл, он Сашку любит, а я дружок, опять же в магазин сгонять, пьянчугу с квартиры выкинуть. Но за такую мелочь стальную крышу получить – великий фарт. На мне теперь ни кражонки, ни кровинки, авторитет в округе огромадный, хоть в церковь на исповедь.

– Молодец, рад за тебя. – Гуров оглядел ладную фигуру парня, кожаное пальто, водолазку под горло. – Из сопливого гоп-стопника в коммерсанта превратился. А когда Галей исчез, тебя не тронули?

– Он и раньше отъезжал. – Михаил замялся, увидев смешинку в глазах полковника, продолжал: – Сперва дня три его не было, ночью объявился на иномарке в мужской компании. Тетка Авдотья, форточница, она водкой ночью алкашей поддерживает, видела. Приехал, мол, Бориска, как фон-барон, два мужика спереду идут, два в сопровождении. Пробыл он дома всего ничего, так же фасонисто вышел и укатил.

«Это гэбэшники Галея за „горячим“ „вальтером“ привозили», – понял Гуров, спросил:

– Но потом Галей надолго исчез, болтали, что разбился на своих «Жигулях»?

– Было дело, у нас тоже шептали разное, к Сашке и участковый заглядывал, интересовался, звонит брат или как? Сашка и так худой, а в ту пору почернел, только глаза живые, сам будто мертвяк. Вскоре, дней через несколько, я ему продукты приволок. Сашка прыгает по квартире, насвистывает, бросил на стол конверт, говорит, что старшой звонил, занят сильно, просит паспорт подвезти. Ну, мне не трудно, я паспорт отвез, Борис братану тысячу зеленых передал, велел все брату покупать и мне два стольника баксов сунул.

– Это когда было? – спросил Гуров.

– В конце ноября вроде.

– Чего же ты мне не звякнул? Михаил глаза прикрыл, затем оскалился и злым шепотом, словно слышит кто, ответил:

– А вы. Лев Иванович, меня за стукача держите? Я от Галеев, кроме доброго, ничего не видел, закладывать их не буду! Чего хотите делайте, желаете – старое подымайте! Там, если пошарить, кое-чего найти можно!

– Не плюйся, Миша! – улыбнулся было Гуров, но улыбка тут же с лица сползла. – Стучать на других – грех, только стук – он разный бывает и стучать в разные двери можно, в мою, так всегда дело доброе. Ты погоди пылить. Я над этим вопросом думал, сегодня думаю, сколько тебе лет, столько и бьюсь над этим вопросом. Только ответа однозначного у меня никак не получается.