Мрачная игра. Исповедь Создателя - [14]
– Роман, – ответно представился я.
– Бульварный? – пошутила она.
– Не совсем. На первый взгляд, оно конечно, того: сюжет и все такое прочее, но если приглядеться… – я вдруг отчетливо вспомнил свое вчерашнее сентиментальное путешествие бульварным кольцом, когда я мысленно здоровался со всеми памятниками на своем пути…
– Вы понимаете, Агния, – сказал я с мягким акцентом, – я приезжий, из Киевской области, и плохо знаю ваш гарный город. Скажите пожалуйста, где у вас в Москве памятник, к примеру, моему соотечественнику, Николаю Василичу Гоголю?
– На Гоголевском бульваре, естественно.
– Да уж, что может быть естественней… А памятник Климент Аркадичу Тимирязеву?
– Кажется, у Никитских ворот.
Агния коротко глянула на меня, в тот миг, как я так же коротко глянул на встречный КАМАЗ. Векторы скорости, разумеется, складываются, а за рулем сидит сумасшедшая, спокойно держащая сто десять по зимней трассе. Безумие выражалось, конечно, не в скорости – в конце концов, это могла быть какая-нибудь матерая гонщица автораллей, шумахерша, – а в том, что она сказала о памятниках.
Итак, они все сошли с ума, пока меня не было с ними. Или же я, излучая какую-то неизвестную энергию, притягиваю исключительно безумцев, как бы, двигаясь по смешанному лесу, иду от березы к березе… Но это уже из области фантастики, хотя в первой версии нет ничего фантастического – вдруг это какой-то вирус или что-то еще. Ведь взялся же откуда-то из Африки… Господи, как трудно в моем горле этому слову – Африка…
СПИД… Почему бы не появиться чему-либо еще, почти за десятилетие?
Будучи разрешенной, проблема перестала интересовать меня. Кроме того – все это было лишь словесным фоном, обстановкой комнаты, в центре которой, в кресле развалившись, небрежно закинув ногу на ногу, сидела…
Так писали в старых романах: сначала мебель, ковры, рояль, гардины, уютное пламя в камине…
Марина была не одна, она была с каким-то мужчиной, сей факт отбрасывал меня на три месяца назад, в тот день, когда я получил письмо от матери, и лишний раз подтверждал тождественность измены и смерти.
– Что это вы приуныли? – поинтересовалась Агния.
Я посмотрел на нее. Большие, искусно подкрашенные глаза, тени стремятся скрыть мешки под глазами, явные признаки обжорства и гипертрофированной сексуальности. Мне захотелось плюнуть ей в лицо.
– Скоро выходить: метро, – сказал я. – Жаль расставаться с такой очаровательной девушкой.
– Это не проблема, – усмехнулась Агния. – Вот моя визитная карточка. Думаю, вам понадобится гид для дальнейшего изучения памятников старины.
Дойдя до ближайшей урны, я выбросил глянцевую бумажку, даже не заглянув в нее. Итак, они все, или – по крайней мере – часть из них, незаметно сошли с ума. Я вспомнил тот чисто литературный, полностью соответствующий мистической теории бытия, путь, который привел меня к безошибочно точному, безукоризненно уместному разговору о памятниках города.
Дело в том, что меня с детства мучил некий парадокс, одна из труднообъяснимых, но весьма будничных московских тайн, а именно: почему Гоголевский бульвар возглавляет памятник Тимирязеву, а сам Гоголь преспокойно сидит у Никитских ворот?
Теперь – по крайней мере, в воображении этой Агнии – монументы стали на свои логические места, и парадокс был разрешен.
Размышляя таким образом, я направился в гости к другу моего детства.
Я не мог без отвращения вспоминать этого человека, и лишь чудовищная игра обстоятельств заставила меня обратиться к нему. Мне предстояло выступить в роли христианина, скорее, даже – еретика-толстовца – подставляющего ягодицы, сразу после того, как его смазали по лицу. Отче наш иже еси на небеси. Если бы я мог выбирать своего Иуду, я бы хотел, чтобы им оказался именно он.
С точки зрения логики это было невозможным, хотя, судя по опыту классического детектива Агаты, преступником всегда оказывается самый невинный.
Хомяк жил за жирной металлической дверью. Я хотел позвонить условным сигналом, представляющим букву «д» на азбуке Морзе, но вовремя передумал, не желая напоминать о нашей общей юности.
Дверь отворилась тяжело, как в склепе, и на пороге возник какой-то толстяк. Несколько секунд знакомые черты не могли найти себе места в той суповой миске, которую он считал своим лицом. Время как бы исправило одну, чисто лингвистическую ошибку: слово Хомяк, звучащая, как кличка, было на самом деле фамилией субъекта, и в прошлом – высокий, стройный – он ничем не напоминал этого безобидного зверька.
– Заходи, – сказал он голосом Хомяка, вернее, тем его новым голосом, который я услышал в телефонной трубке. – Шузов не снимай, тут вчера сешн был, нашакалили. Рад лицезреть твой фейс…
Он явно переигрывал со сленгом, тщетно пытаясь выстроить вокруг меня Гурзуф начала восьмидесятых. Эта неуклюжая попытка не вызвала во мне ни малейшей жалости. Он был тем, кто посадил меня в тюрьму, если и не тем, кто продал – этого человека я еще не прочь найти – а тем, кто именно посадил меня.
– Ты что, женился на дочери советника? – спросил я, оглядывая обстановку.
– Нет, – сказал он. – Дуся у меня все та же. Я, знаешь ли, сменил профессию.
Глубокой зимней ночью на улице обнаружен труп бомжа, в то же время в городе пропал приезжий бизнесмен. Оба события как-то связаны, поскольку и убитый, и пропавший были одеты совершенно одинаково. Следователь Пилипенко в недоумении, а его друг, независимый журналист Жаров, просто потрясен: видеокамера ночного магазина зафиксировала таинственную фигуру, которую можно считать призраком убитого, если, конечно верить в то, что призраки на самом деле существуют. Только вот в чем нелепость: «призрак» появился в городе за несколько часов до того, как сам человек был убит…
На многолюдном пляже произошло странное событие: к берегу подошла неуправляемая яхта. Похоже, что экипаж спешно покинул судно, спасаясь от чего-то ужасного: об этом говорит и отсутствие надувной шлюпки, и загадочная запись в бортовом журнале, и совсем уж немыслимое – кофейник, кипящий на плите… Журналист Жаров вспоминает трагедию знаменитой бригантины «Мария Целеста», тайна которой так и осталась неразгаданной, но вскоре на одной из городских квартир находят труп хозяина яхты и к делу подключается следователь Пилипенко.
В курортном поселке работает аттракцион – лабиринт с пластиковыми стенами. Территория незначительная – с волейбольную площадку. Тем более странно, что в этом скоромном лабиринте один за другим исчезают люди. Журналист Жаров откликается на просьбу своего друга, хозяина аттракциона, и лично обыскивает каждый закоулок лабиринта. Пропавшие посетители не найдены, зато обнаружен труп… Теперь дело попадает в руки следователю Пилипенко: за этими загадочными исчезновениями, которые журналист уже готов объяснить теорией разрыва пространства-времени, сыщик обнаруживает конкретную историю, кровавую и страшную, вполне в духе времени, связанную с действием определенных сил.
По городу ползут странные слухи: в сумерках на окраине появляется устрашающая фигура, чей вид приводит в трепет запоздалых прохожих. Что это – экзотическое животное, сбежавшее из зверинца, переодетый человек или не известное науке существо? Независимый журналист Жаров решает выследить монстра. Когда на пустыре находят истерзанный труп, за дело берется следователь Пилипенко. Он не верит в таинственного «Пустырника» и расследует преступление, совершенное реальными людьми, по самой традиционной причине. Невероятным кажется ему лишь способ, которым было совершено убийство: пожилая женщина приручила целую стаю котов и уверяет, что может управлять своим «войском» при помощи древней магии…
На окраине города обнаружено древнее захоронение. Это настоящая археологическая сенсация: в запечатанном склепе покоятся останки самого Овидия – великого античного поэта. Сотрудников экспедиции ожидает триумф, но события оборачиваются трагедией: археологи погибают один за другим. Независимый журналист Жаров предполагает, что столкнулся с настоящим проклятием, наложенным на гробницу, но его старый друг, следователь Пилипенко, уверен, что имеет дело с серией хорошо продуманных убийств. И все же: какова природа таинственных явлений в древнем могильнике? Что видел на дне ямы сторож – настолько ужасное, что его разум не выдержал этого зрелища?
На диком пляже под Аю-Дагом найден труп девушки. Преступление выглядит как изнасилование и убийство, но многие странные факты наводят журналиста Жарова на мысль, что это – кара некой тайной секты, совершенная над одним из ее адептов. В тот же самый день неподалеку от города убита еще одна женщина. Следователь Пилипенко озадачен тем, что на второй жертве надето платье, каким-то образом взятое из гардероба первой. И уж совершенно никак нельзя объяснить, почему орудием убийства является яд, который используется только мировыми спецслужбами и террористическими группировками.