Можно всё - [217]

2

…человеческое безумие – это еще не самое ужасное. С годами оно для меня все более приближается к норме. А норма становится чем-то противоестественным. Нормальный человек бросил меня в полном одиночестве. А ненормальный предлагает кофе, дружбу и чулан.

Сергей Довлатов

Этот парень просил звать его Тексасом. Несложно догадаться, из какого штата он прикатил прятаться в Мексику. Истории у загадочного Тексаса были что надо. Например, после каждого раза, как девушки его бросали, он набивал себе огромную и идиотскую татуировку. А когда был в армии, в один день вдруг бросил ружье и сказал, что не будет учиться убивать. Каким-то чудом его отпустили, хотя по американским законам это тюремный приговор «измена родине». Он танцевал в газовой камере, пока его травило (сказал, чувство, будто муравьи бегут по твоим венам), и жил год на острове, где не было никого, кроме его собаки динго и диких дельфинов, которые заплывали поиграть. По меркам социума он был на всю голову психом, отчего чувствовал себя одиноко и спешил привязаться к любой другой душе слишком быстро. Общество отвергало его беззащитную доброту. А он спасал дворовых собак, котят и однажды случайно спас меня. Катал на лодке к своим любимым рифам, водил ужинать в домик на самой макушке пальмы и охотился со мной по ночам на инопланетян. Такие ненормальные вытесняют нормальных из круга общения в раз. Своей дерзостью быть самими собой эти психи продлевают мне жизнь. Им-то и стоит вручать «Оскар» – за то, что хватает яиц быть самими собой. Вот уж точно безупречно сыгранная роль. Тексас съезжал из одной квартиры в другую. Узнав, что я кантуюсь где попало, он с радостью отдал мне свою проплаченную на месяц вперед квартиру. Так у меня появился свой роскошный дом. Только это ничего не меняло.

Я катилась вниз. Выдирая зарядку из старых розеток, я все надеялась, что меня шибанет. Заводя разговор с незнакомцем, я тоже надеялась, что шибанет, но этого не происходило.

Октябрь заканчивался Хэллоуином. Сотни людей в костюмах, как на политической акции, заполнили все улицы, что-то крича и толкаясь потными телами. Кажется, туристическая Мексика подзабыла, что у нее в эти же даты в стране отмечают «День мертвых», когда приходит пора собрать алтарь из цветов и фотографий и почтить души умерших.

В ликующей толпе я замечаю Иисуса, который вместо алкоголя пьет воду на этом празднике Содома и Гоморры. Я подхожу к нему, смеюсь, говорю: «Да ты и правда в образе, раз с водой». А он отвечает, что работает тут, и вручает мне три купона на шоты. Беру один себе и отдаю два скелетам по правую и левую стороны от меня. Мы начинаем что-то кричать друг другу на уши, но я слишком стара для таких одноразовых разговоров. Пользуясь тем, что в толпе легко потеряться, я бросаю Ангелину с ее парнем и бегу от этого безумия домой. Идя босиком по пустым улицам, пиная лужи, отвечая «ноу» таксистам на каждом перекрестке, я понимаю, что если исчезну прямо сейчас, совершенно ничего в этом мире не изменится. Была девочка – а теперь нет. Я захожу во влажную темную пустоту комнаты, где никто не ждет, и самый страшный вопрос пробивает меня стрелой через всю жизнь. Мобильный интернет работает только на Вотсап и Фейсбук. Фейсбук для меня – это способ общения с иностранцами, и только. Я не хочу, чтобы они знали, что давно стали героями моих историй. И я кидаю в Вотсапе по точке всем парням, кого любила и до сих пор люблю. Одна галочка рядом с каждым. Сообщения не дошли. Я отключаюсь в слезах, так и не спросив их, в чем смысл жизни.

На следующий день я чуть не перерезала себе горло. Остановило то, что в Гугле не было нормальной информации, куда воткнуть нож, чтобы от потери крови откинуться наверняка. Тогда я поняла, что не хочу больше думать о том, в чем смысл жизни. Я вообще не хочу больше думать.

В Мексике ноябрь – месяц мертвых. Скелеты в шляпах и с розами на голове танцуют на экране супермаркета, пока я жду своей очереди поменять последнюю сотку. Я радуюсь при виде их, потому что тоже мертва. Без черных дыр вместо глаз, но с такой же пустотой внутри и с зубастой улыбкой. Перерождение – процесс болезненный. Чувствуешь себя растерянно оттого, что не ты вдруг управляешь собственной лодкой. Какое-то время течение будет нести ее само, и в такие моменты надо сушить весла, наблюдать, куда тебя вынесет, и не ссать. Но в теории это звучит проще, чем на практике.

3

Мы могли покинуть «убежище», но «убежище» не покинуло нас. И все девять человек, которые объединились в подземной квартирке Питера в тот закат лета, так и остались связаны навечно. Ната уехала к Леле в Одессу, а Влада собирала свои вещи в Питере и ждала, когда к ней придет Тимур, чтобы нарисовать ее маслом. В первый день нового года она должна была прилететь на мой континент. Чтобы ничто не держало ее в Питере, она решила избавиться от всех своих накопленных за два с половиной года вещей, в том числе огромной коллекции книг, которая теперь горой лежала на полу рядом с огромным шкафом. И вот, пока Тимур месил сугробы с краской и холстом под мышкой в поисках дома Влады, она открыла полное собрание сочинений Льва Николаевича Толстого и нашла в нем четыре марки. Влада даже не знает, что такое марки. Но на помощь приходит Тимур. Методом хрен знает чего они понимают, что маркам два года. Влада пишет мне и спрашивает, как я думаю, будут ли работать марки спустя два года. На что я уверенно отвечаю, что нет. Проходит пара часов. Я была в гостях у приятеля, когда мне стали приходить сообщения от Влады.