Можно всё - [211]

Я подняла взгляд на Федю. В его глазах была какая-то отцовская радость. В них читалось некое «видишь, всё так, как должно быть». И было решено. Я уезжала.

В тот же вечер, пока он не видел, я нарисовала на стене его подъезда побелкой свою любимую картинку, «самое грустное место на земле» из «Маленького принца». В доме Феди чинили лифт, а он жил, конечно же, на последнем этаже, и я оставила этот рисунок как напоминание о себе и маленькую загадку. Попросила разгадать, откуда он, этот последний в моей любимой книге рисунок. Он согласился.

Прощальную ночь мы провели на славу, скурив последний косяк. На удивление, одного его хватило на то, чтобы убить нас всех. Мы сидели на одной постели в моей маленькой комнатке впятером и заливались от смеха как дикие. Федя выстроил целую теорию о том, что все мы – отряд Робин Гуда, и у каждого своя задача. В разгар наших рассуждений бабушка вместо двери постучалась в окно с чайником, и попросила его починить. От такого события Сашку Виноградова переклинило, и больше он с нами не разговаривал. А только ел эклеры, уставившись красными глазами на стену. Липатов тихо засыпал, зарывшись головой в мои плюшевые игрушки, периодически посмеиваясь над нашими речами, Ната в очень несвойственной ей манере хихикала, а Федя все рассуждал и строил в воздухе волшебные миры.

– Какая у тебя мечта, Федя?

– Мне 55, я в белом кабриолете еду по острову в приэкваторной полосе.

– Один едешь?

– Один. Но к своей девушке еду.

– В 55 к своей ДЕВУШКЕ?

Мы начинаем ржать.

– К своей женщине… К женщине своей еду… К женщине!

Я обвела руки мальчишек и Наты в свой блокнот. Пора было снова исчезнуть. За пятнадцать минут до выхода мне звонит Элеонор и со словами «ну я успела» сообщает, что сегодня на свет появилась её дочь. У нее начиналась еще более новая жизнь, я же возвращаюсь обратно в старую. Мы встали рано, но Максим уже ушел из дома на работу, ему было пора. Мы не успели обняться, в чем я чувствовала большое упущение. Остальных я всё-таки обняла. Когда подошел Волчок, я тихо ему сказала:

– «Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвется».

Я не хотела смотреть ему в глаза. Не хотела, чтобы было больно. Проще отстраниться первой – пусть в нем останется немного любви ко мне. Мы с Натой упали в такси и понеслись. В багажнике болтались наши рюкзаки, а у нас была последняя возможность пообщаться. Кажется, мы обе не совсем понимали что и зачем делаем со своей жизнью. Мы просто двигались, надеясь, что это куда-то приведет.

Старичок-водитель спрашивает:

– Так кто из вас на Кубу, а кто в Одессу, еще раз? А гитара чья?

Я лежу у неё на руках. Она напоследок меня чешет, и я закрываю глаза от удовольствия, как преданный пес. Мы высаживаем Нату на трассе, дальше она стопом. Я смотрю, как исчезает за окном ее маленькая фигурка…

Командир самолета объявляет, что в Париже хорошая погода. Слева сидит иностранный мужчина. На пальце кольцо. Интересно, каково этим людям, которым всегда полагается думать о ком-то другом? Самолет под нами начинает реветь. Красавица справа предупреждает меня, что панически боится полетов, прижимается головой к спинке переднего кресла и закрывает лицо руками. Я кладу ладонь ей на спину и чувствую учащенное дыхание. Она вся горит. Свет в салоне выключают, я врубаю музыку, и мы взлетаем. Я прошу белого, делаю вид, что оно не очень, и сразу прошу еще стакан красного. А потом еще. Вино отпускает мои печали, и я радуюсь тому, что мне опять удалось сбежать от зимы.

В последний момент, когда связь ещё ловит, мне приходит сообщение от Феди: «Шлю красные нити любви и улыбаюсь».

Я улыбаюсь в ответ и выключаю телефон.

7

Я здесь себя порой чувствую, как в мире из чьих-то очень старых воспоминаний, которые уже немного подстерлись, и детали стали исчезать из памяти. Здесь есть такие места, где чувствуешь себя каким-то забытым, немного одиноким, потому что тот, в чьей памяти я нахожусь, кажется, стал уже забывать, каким он видел это место когда-то.

Никита Демин

По наказу друзей кентоваться с кубинцами я начала уже в самолете. Трое из них стояли в хвосте и пили вино. К тому моменту, когда я подошла, маленькая француженка-стюардесса уже ненавидела их до такой степени, что начала врать, будто вина больше не осталось, раздавая его при этом остальным пассажирам. Я спросила у одного из уже поддатых мужчин, какая часть Гаваны примечательнее всего.

– Зависит от того, что ты ищешь. Но я в любом случае не был дома уже пять месяцев, за это время все могло измениться.

– За пять месяцев?

– Гавана и за месяц может так поменяться, что дорогу домой не найдешь, дорогая.

На Кубе нет каучсерфинга. Это первое место на моем пути, где правительство его запретило. С хостелами тоже все плохо. Вместо всей привычной нам байды здесь работает штука под кодовым названием «ла касса партикуляр», то есть «конкретный дом». По сути это то же, что и Airbnb, за исключением того, что хозяева дома никуда не деваются, они живут с тобой. Иными словами, ты просто снимаешь комнату. Причем, к сожалению, именно комнату. Заплатить за одну из шести кроватей, как в хостелах, и делить территорию с незнакомцами здесь не принято. Мои новые приятели-кубинцы заявили, что комнаты в Гаване стоят в районе 20–30 куков (кук примерно равен доллару).