Можно всё - [202]

Я выхожу на сцену, говорю: «Привет» – и понимаю, что у меня настолько трясется голос, что я просто не могу говорить. А у меня такого не было – у меня никогда не было боязни сцены. Я задыхаюсь. Голос дрожит и ломается. В толпе уже знакомые лица. Я боюсь увидеть среди них Демина. Позже кто-то скажет мне, что он таки стоял в этой толпе. Слава богу, я этого не заметила – наверное, я бы на месте упала в обморок. Чем горячей под тобой угли, тем оживленнее ты пляшешь. Я выдаю всю речь скороговоркой и укладываюсь в тридцать минут вместо пятидесяти. Впервые за все публичные выступления мне было больше нечего сказать…

Слава богу, у ребят оказалась куча вопросов. Удивительно было то, что, перед тем как задать свой вопрос, абсолютно каждый говорил мне какие-то слова благодарности… Большинство вопросов при этом были не на тему лекции о заработке в дороге. Ребята спрашивали, сколько воды взять на Бернинг Мэн, где лучше жить в Чили и не бывает ли у меня такого, что я нахожусь где-нибудь в Калифорнии, а сердце тоскует по Балашихе. После этого вопроса от мальчика по имени Елисей из города Иваново весь зал рассмеялся, и я растаяла…

Я ушла с широкой улыбкой, под аплодисменты, но, когда все пошли со мной обниматься, через их плечи я искала глазами Мишу и Демина. Никого из них не было рядом. Ребята брали автографы, говорили добрые слова, дарили подарки… Многие приехали стопом из других городов и даже стран. Я крепко обнимала их, сердце к сердцу, и мне было столь же приятно, сколь и горько от того, что среди этих сотен искрящихся чужих глаз не было тех, что смотрят на меня с совсем другой, мужской любовью. Глаз, которые скажут: «Я горжусь тобой». И, прикрываясь улыбкой, я беспомощно шныряла взглядом по лицам людей, словно ребенок, потерявший родителей, не в силах просто ценить то, что все эти люди любят меня. Это были лучшие моменты моей жизни, но они же были и худшими.

Мы сели в круг, какой-то мальчик стал бинтовать мне ногу, другой – разливать коньяк… Все начали оживленно болтать, но мне хотелось лишь к волкам своей стаи, и, извинившись, я пошла на соседнюю сцену, где ведущим был Дима Иуанов – я собиралась поплакаться ему в плечо, предварительно порыдав в кустах. В момент, когда я подошла, был перерыв между выступлениями, и вокруг него стояло несколько человек, с которыми он разговаривал с самым вежливым видом. Я села на краешек сцены, пытаясь спрятаться за спинами людей. И вот тогда я его и увидела – того самого очень красивого и очень молодого парня, что писал мне, когда я была в Одессе. Не знаю, как я вообще его узнала. Весь в черном. Шорты, футболка. Загорелый, темноволосый. Он стоял ко мне боком и тоже с кем-то говорил, когда, уставившись на него с прищуром, я подошла и перебила разговор:

– Ты… Тот самый девятнадцатилетний парень из Балашихи?

– Уже двадцатилетний, – сказал он и засмеялся.

У него была белоснежная улыбка с острыми клыками, как у волка. Стоило ему слегка улыбнуться, как они уже проступали под губами. Левый клык выпирал сильнее, но ему это даже шло. Он смеялся глазами, и они улыбались еще лучезарнее, чем рот. И глядя на то, как он смеется, невозможно было не рассмеяться в ответ.

С Димкой я так и не успела поговорить. Начиналась лекция от космонавта, и он пошел его представлять, а я села на землю за остальными людьми со знакомым мальчиком-геем. Космонавт что-то рассказывал о том, как красива планета издалека, но я витала в прострации и лишь иногда ловила себя на том, что уже в третий раз поглядываю на того мальчика с острыми клыками. Он облокотился на столб в стороне ото всех и скрестив руки с улыбкой и какой-то дерзостью во всем своем виде слушал лектора.

Я, конечно, больше не видела Демина. Вечером мы ушли из парка небольшой рандомной компанией, которая сложилась как-то сама собой, купили «Жигулевского» и сели на мост, свесив ножки вниз. Перед нами открывался вид на реку, Петра Первого и ночную Москву, сверкающую огнями, как девушка бриллиантами. Среди других в той компании были Сашка Виноградов, Леха – голубоглазый сибиряк, который проехал стопом полстраны, чтобы попасть на мою лекцию, – тот самый Елисей из Иванова с вопросом про Балашиху, Волчок из самой Балашихи и зеленоглазый парень-альпинист по имени Денис Кудрявцев. Все эти мальчики сыграют важные роли в моей жизни, но я тогда была не в курсе.

Я стояла на самом краю моста отдельно от всей честной компании, которая громко пела песни Сансея, и смотрела на кончики своих пальцев ног, крепко обнявшие округлый край теплого мрамора, и на мерцающую, манящую черную реку, и думала, как это легко – просто взять и прыгнуть. От этой мысли я почувствовала – что-то будто подталкивает меня это сделать, и оттого через силу сделала шаг назад.

– Опасно так стоять тут одной, ты знаешь. Может, пойдем ко всем? – раздался спокойный мужской голос за моей спиной.

Я развернулась. Передо мной стоял тот самый парень-альпинист, чья природа не позволяла оставлять девушек стоять одних на мосту. Я молча посмотрела ему в глаза с таким отчаянием и страданием, что он тотчас же меня обнял. Есть такие люди, которым ничего не надо объяснять. Иногда мне жаль, что их так мало, но, с другой стороны, как бы я иначе научилась их ценить?