Может быть — завтра - [12]

Генерал опять сделал паузу, внимательно всматриваясь в лица, и стал еще ласковее.

— Конечно, насиловать мы не будем. Каждый волен отказаться и в случае нежелания будет переведен в часть на территории Франции. Итак, друзья, я жду вашего решения здесь и немедленно.

Генерал смолк. Темная фигура с нашивками сержанта шагнула из рядов.

— Разрешите узнать. Вы упомянули о боевых действиях. С кем могут намечаться боевые действия дружеской нам державы?

Генерал сердито закусил губы.

— Мы не намерены, да и не можем заранее наметить противника. Возможно, вам совсем не придется воевать, а если придется, то с тем, с кем обязывает вас присяга. С врагами страны.

— Но враг чужой страны может и не быть моим врагом, — упрямо ответил сержант.

Генерал покраснел, злобно покусывая усы.

— Я не намерен вступать в споры. Мне нужно только знать, согласны вы или нет.

— Тогда я не согласен, — громко ответил сержант.

Генерал обернулся к капитану.

— В таком случае этого вычеркните из списков. У меня есть распоряжение: всех нежелающих переводить в пехотные части в Мозамбик, на Мадагаскар.

При этих словах сержант побледнел, вздрогнув, как от удара. Генерал искоса взглянул на него, скользнул взглядом по нашивкам и прибавил:

— Конечно, не сержантом — рядовым. Вакансий нет, но зато это же на территории Франции.

Жервье, тоже вышедший из рядов, медленно попятился назад. Генерал с ласковой улыбкой повернулся к нему.

— У вас тоже есть вопросы?

— Я… м… м… м… — страшно выпучив глаза, запнулся Жервье. — Я, собственно, хотел узнать, какие материальные условия новой службы?

— Двести процентов надбавки к жалованью и по прошествии трех месяцев годовой оклад в награду.

Изумленный шепот пронесся по рядам. Генерал насмешливо улыбнулся:

— Не правда ли, друзья? Неплохо? Думаю, что вряд ли еще кто откажется.

Видя, что строй молчит, повернулся к капитану, опять наклонился и тихо, уже ему одному, шепнул:

— Ну, вот видите, вы боялись. Команда сохранена, все в порядке. Мы выгадываем на этом минимум два дня. Теперь распустите ребят и приготовьтесь. Завтра вечером назначим отлет.

За родину и цивилизацию

Неисправности в управлении «Эгалите» задержали эскадру, потому дивизион смог вылететь с аэродрома Виль-а-Курбе только двадцатого.

Отлет был произведен ночью, в строгой тайне, с неосвещенного аэродрома и без огней на кораблях.

Перед отлетом все три команды выстроились около эллинга, и командир дивизиона сказал короткое напутственное слово, первый раз назвав по имени «дружественную державу» и место назначения.

Как многие догадывались раньше, этой державой была Польша, а место назначения — Варшава.

После этого команды заняли свои места. Прозвучал короткий сигнал. Заработали электромоторы. Огромные здания эллингов стали медленно разворачиваться на оси, становясь воротами против ветра, чтобы случайный прорыв не смог разбить о стену выводимые корабли. Маленький трактор, пигмей по сравнению с махиной цеппелина, осторожно потянул «Эгалите» из черной пасти эллинга. Один за другим все три корабля были выведены на аэродром. Еще раз прозвучал сигнал. Последние канаты, связывавшие корабли с землей, упали в траву, и темные сигары корпусов медленно поплыли в воздух…

Моторные кабины по роду выполняемой работы не требовали большого обзора, а любопытство механиков конструктор очевидно при расчете не учитывал. Поэтому для Жервье все ощущения полета были лишены зрительных впечатлений. Через круглые иллюминаторы кабины только в самом низу проходила узенькая полоска горизонта, на котором светлыми точками блестели огоньки городов.

Но Жервье и не интересовался землей. У мотора было достаточно работы, и не оставалось времени на любование ночным пейзажем. Писк телефона и огоньки сигналов все время требовали различной работы мотора для маневров корабля.

Только когда эскадра выстроилась и пошла на восток с постоянной скоростью, стало немного свободнее.

Жервье присел на маленькую скамеечку у стены и задумался.

Итак, все кончено. Две тысячи метров отделяют его от родной земли. Сомнений в том, может ли он служить или должен отказаться, больше не может быть. Он наемный ландскнехт, солдат чужой армии, обязанный за деньги драться с тем, на кого укажут. Ни любви, ни ненависти от него не требуется. Тебе платят — должен служить. Правда, обещают, что Польша будет охранять Францию от нападения с тыла. Иллюзия защиты родины есть. Ну а если Польша пустится в самостоятельную авантюру, не связанную с Францией, тогда что? Коммерческий расчет. Работать как мясник, получая сдельно с каждого трупа? Ведь порвать договор и уехать на родину он уже не может. Родина сама оттолкнула его, отказавшись от горячего желания защищать ее. На душе Жервье было смутно и тяжело. Расставленные в чинном порядке, незыблемо утвержденные годами спокойной жизни убеждения как-то сдвинулись и смешались под влиянием событий последних дней, и теперь он с трудом разбирался в них, стараясь создать хоть какой-либо порядок. Но ничего не получалось.

Правда, за спешкой напряженной работы ему некогда было думать. Это первые свободные минуты за три дня.

Но и они кончились быстро. Надоедливый телефон запищал над ухом. Жервье, взяв трубку, узнал голос су-лейтенанта Рабине.