Можайский-7: Завершение - [60]
Во-первых, в зале царила полная тишина, чего никогда не бывает в нормальных условиях.
Во-вторых, создавалось стойкое впечатление того, что Владимир Львович и Гесс были единственными из сидевших в креслах людей, которые знали друг друга: остальные — сосед с соседом — знакомыми не были: ни прежде, ни теперь, когда какая-то или чья-то прихоть свела их вместе.
Наконец, никто из этих людей даже не пытался познакомиться с соседями: все они просто сидели — молча, неподвижно, вперившись в сцену. И это было особенно жутко. Сейчас, в наше время, любой из нас, попади он в такое общество, сразу же подобрал бы эпитет — «зомби». Но Владимир Львович и Гесс такого эпитета не знали, хотя и в их душах тоже зашевелился такой же точно неприятный гадливый червячок, какой зашевелился бы и в наших.
— Посмотрите на них, — наклонившись к Гессу, прошептал Владимир Львович, — они словно…
Владимир Львович запнулся, подбирая слово.
— …не отдают себе отчет в том, где находятся и что их ожидает, — подхватил Гесс, давая определение расплывчатое, но, тем не менее, вполне подходившее к ситуации. — Кажется, они спят!
— Именно! — согласился Владимир Львович. — Что это с ними?
— Может, — высказал предположение Гесс, — их чем-нибудь опоили?
Владимир Львович обвел помещение взглядом, но никакого питья — бутылок, бокалов или чего-то подобного — не обнаружил.
— Возможно, конечно, — сказал он тогда, — но…
И тут возвратился Молжанинов.
Семён Яковлевич уселся рядом с Владимиром Львовичем, и тот слегка отодвинулся:
— Что здесь происходит? — спросил он: уже не вполголоса, как обращался к Гессу, а вполне отчетливо. — Как это понимать?
Вместо ответа Молжанинов задал встречный вопрос:
— Оружие при тебе?
Владимир Львович похлопал себя по карману.
Молжанинов удовлетворенно кивнул и, немного перегнувшись через Владимира Львовича, обратился к Гессу:
— Здравствуйте, Вадим Арнольдович! Рад, что и вы пришли. Но где же Юрий Михайлович?
Гесс, как и сам Молжанинов в случае с Владимиром Львовичем, вместо ответа задал встречный вопрос:
— А где господин Талобелов?
Молжанинов слегка дернулся, как будто через него пропустили слабый электрический ток, и махнул рукой в сторону сцены:
— Там. Сейчас появится. Но вы не ответили на мой вопрос…
— Юрий Михайлович, — перебил Молжанинова Гесс, — подойдет в удобное для него время!
— Ах, вот как!
Молжанинов нахмурился.
— Вам что-то не нравится? — спросил тогда Гесс.
— Гм… да… или нет… даже не знаю, что и сказать!
— А все же, — Владимир Львович, — что здесь творится?
Молжанинов дернулся еще раз, поерзал в кресле и, наконец, ответил, но так, что понятней не стало:
— Чертовщина! — выпалил он. — Вот что здесь происходит. Сейчас вы и сами в этом убедитесь!
И снова к Гессу:
— А у вас-то, Вадим Арнольдович, оружие есть? А то ведь Владимиру я написал, предупредил, а вот вы…
Гесс пристально — насколько позволял полумрак — посмотрел на Молжанинова и явно помедлил с ответом, что Молжанинов не преминул заметить:
— Прошу вас, говорите откровенно! — попросил он, и Гессу даже показалось, что в голосе Семена Яковлевича появились взволнованные нотки. — Возможно, от этого зависит ваша жизнь!
— Нет, — честно тогда ответил Гесс. — Оружия у меня нет.
Молжанинов полез в карман, достал из него миниатюрный браунинг новейшей модели — такие только-только стали входить в обиход, преимущественно у склонных к эскападам европейских дам — и протянул его Гессу:
— Тогда возьмите!
Гесс, колеблясь, браунинг принял, взвесил его на ладони, проверил заряд — все патроны оказались на месте:
— Вы уверены?
— Еще бы! — ответил Молжанинов и из другого кармана достал еще один револьвер. — Держите ухо востро и, Бога ради, не оплошайте!
Гесс открыл было рот, но тут же его закрыл: свет на сцене стал ярче, привлекая к сцене всеобщее внимание.
— Начинается! — Молжанинов хлопнул сидевшего с ним рядом Владимира Львовича по колену. — Начинается!
Послышались шаркающие шаги.
На сцену — откуда-то изнутри помещения — вышел Талобелов.
51.
— Дамы и господа! — начал этот странный тип — не то легенда из прошлого, не то сомнительная личность настоящего: то ли борец за вышние интересы, то ли преступник. — Дамы и господа! Прошу внимания!
По залу, разрушая тягостную и неестественную тишину, пронесся шорох: люди зашевелились, как будто отходя от тягостного сна, и начали — не забывая, разумеется, о сцене, поглядывать по сторонам.
Гесс и Владимир Львович, удивленные обращением Талобелова, с неменьшим удивлением — поначалу это обстоятельство как-то ускользнуло от них — обнаружили, что, помимо мужчин, в зале действительно находились и женщины. Причем количество дам было сравнительно велико: на двух-трех мужчин приходилась одна женщина.
— Глазам своим не верю! — прокомментировал открытие Владимир Львович.
Гесс, отойдя от первого впечатления, пояснил:
— Этого нужно было ожидать. Среди заказчиков преступлений были и дамы. Я упустил это из вида, но…
— Тише, господа, — вмешался Молжанинов, — давайте слушать!
Гесс и Владимир Львович замолчали, всё своё внимание обратив на сцену.
— Я, — между тем, продолжал Талобелов, доставая из кармана какие-то списки, — буду называть адреса, а вы, пожалуйста, представляйтесь… всем всё понятно?
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает фотограф Григорий Александрович Саевич.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает брандмайор Петербурга Митрофан Андреевич Кирилов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
Париж конца XIX века манит запахом жареных каштанов и выставками импрессионистов. Мечтая увидеть натюрморт кисти Ван Гога, скромный учитель рисования из Царскосельской гимназии останавливается в маленьком отеле на острове Сен-Луи. Здесь он встречает своего знакомого – известного английского журналиста, которого вскоре находят мертвым в собственном номере. На первый взгляд кажется, что англичанина застрелили. Пока полиция охотится за сбежавшим портье, постояльцы начинают подозревать друг друга…
Один из известных детективов Франции начала 19 века вновь сталкивается с чередой убийств, которые на первый взгляд не отличаются от других, однако раскрываются улики, которые указывают на маньяка, который своими действиями пытается освободить мир от неугодных обществу людей. Но с каждым днём поисков, дело всё больше начинает заходить в тупик и детектив начинает подозревать всех, что приводит к мысли о невозможности завершить дело.
Все знают, что наша жизнь полна неожиданностей. Иногда сюрпризы, преподносимые судьбой, пугают, но пока не рискнешь пройти это испытание, не узнаешь, с какой целью оно произошло в твоей жизни. Так и спокойная жизнь главной героини в один момент перевернулась. Казалось бы, маленький, неприметный деревенский домик, но сколько тайн и опасностей могут хранить в себе его стены. Но она не сдастся, пока не дойдет до конца и не узнает самый главный секрет в своей жизни.
Прибрежный округ Пэнлай, где судья Ди начал свою государственную службу, совместно управлялся судьёй как высшим местным гражданским чиновником и командующим расквартированными здесь частями имперской армии. Пределы их компетенции были определены достаточно чётко; гражданские и военные вопросы редко пересекались. Впрочем, уже через месяц службы в Пэнлае судья Ди оказался втянут в чисто армейское дело. В моей повести «Золото Будды» упоминается большая крепость, стоящая в трёх милях вниз по течению от Пэнлая, которая была возведена близ устья реки, дабы помешать высадке корейского флота.
Жадные до власти мужчины оставляют своих возлюбленных и заключают «выгодные» браки, любым способом устраняя конкурентов. Дамы, мечтающие о том, чтобы короли правили миром из их постели, готовы на многое, даже на преступления. Путем хитроумнейших уловок прокладывала дорогу к трону бывшая наложница Цыси, ставшая во главе китайской империи. Дочь мелкого служащего Жанна Пуассон, более известная как всесильная маркиза де Помпадур, тоже не чуралась ничего. А Борис Годунов, а великий князь и затем император российский Александр Первый, а княжна Софья Алексеевна и английская королева Елизавета – им пришлось пожертвовать многим, дабы записать свое имя в истории…
Эта поездка обещала быть утомительной, но нисколько не опасной: Эсфирь Горен отправилась в Чикаго, чтобы повидаться с отцом, которого почти не помнила и о котором мало что знала.Она никак не могла предполагать, что едва не погибнет при встрече и что отца убьют у нее на глазах, что ей предстоит раскрыть зловещие тайны, ждавшие своего часа со времен Второй мировой войны, и вернуть миру утраченный шедевр великого мастера.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает начальник Сыскной полиции Петербурга Михаил Фролович Чулицкий.