Можайский-5: Кирилов и другие - [8]
Его сиятельство посмотрел на меня:
— Уж извини…
Я кивнул.
— В свете собранных Никитой фактов смерть Бочарова вспомнилась мне сразу. Она совершенно — по внешним обстоятельствам — подходила под общие описания: человек погибает в огне, у него остаются родственники, один из которых — прямой наследник — тоже вскоре умирает, а другой распоряжается наследством в пользу благотворителей. Я не подумал о том, что это могло быть простым совпадением!
— Совпадением? — изумился наш юный друг.
— Вероятно, да.
— Но что же получается? Бочаров — не преступник?
— В том смысле, в каком мы полагали, — безусловно, преступник. Думаю, своим рассказом Митрофан Андреевич это подтвердит.
Кирилов утвердительно кивнул.
— А во всем остальном?
— Нет.
— И его сводная сестра ни в чем не виновата?
— Она не виновата в смерти родной сестры.
— А в чем же еще тогда ей быть виноватой?
Можайский взглянул на Митрофана Андреевича. Тот вновь утвердительно кивнул.
— Она имела дело с Кальбергом.
— Вот как!
— Да.
— Но зачем, если не она повинна в окружавших ее смертях?
— Думаю, это мы лучше узнаем из рассказа Митрофана Андреевича.
Поручик посмотрел на брант-майора и, поколебавшись немного, спросил:
— Неужели она призналась?
— У нее выбора не оставалось.
— Как так?
— Давайте я все-таки всё расскажу по порядку!
И снова вмешался я:
— Именно что по порядку! Я настаиваю на этом. Взгляните…
Я веером распушил страницы памятной книжки — заполненные торопливыми записями, полные помарок, отчеркиваний, вычеркиваний, сносок, пометок, стрелок и указаний вроде «смотри там», «на предыдущем листе», «дополнить десятой строчкой»…
— Куда это годится? С одного на другое, с первого на двадцатое… сплошные отступления, нить повествования вообще утрачена! Да мне придется месяц во всем этом порядок наводить, чтобы хоть какой-то лоск навести и в печать подать! Так что, Митрофан Андреевич, хоть вы — прошу вас — говорите по делу и без вот этих… — я наспех перевернул несколько страниц. — Без вот этих «с хмурого неба сыпал мокрый снежок», «было скользко, и я едва не растянулся, запутавшись в полах пальто», «кирпичная стена казалась особенно мрачной»… Тьфу! Кружок любителей словесности, да и только! Уверяю вас, я сам, если сочту это нужным, добавлю и стену кровавого кирпича, и завывающий в окнах ветер, и то, как вы, отозвавшись на внезапное прикосновение омертвелой руки, вздрогнули всем телом! А главное, главное — последовательность. И если вдруг вам вздумается рассказать, в каком купе какого поезда вы ехали в Париж, дайте знать заранее: я не стану записывать!
По гостиной полетели смешки. Митрофан Андреевич тоже усмехнулся и поспешил меня заверить:
— Успокойтесь, Сушкин. В отличие от предыдущих ораторов, я — не Цицерон. Скорее уж… Цезарь[16]!
Эта шутливая похвальба вызвала новую волну смешков.
— Смейтесь, смейтесь, господа! — воскликнул я. — А вот мне совсем не до смеха.
И снова я с грустью посмотрел на свои хаотичные записи.
— Ладно, ладно, — Чулицкий, — молчим!
— Я могу начинать?
Митрофан Андреевич уперся кулаком в бок, изящно выгнув левую руку. Я только головой покачал. Тогда полковник принял естественный вид и — уже без всякой театральщины — продолжил прерванный расспросами рассказ.
— Итак, господа, первым делом я отправился к сводной сестре Бочарова, положившись на то, что эта девица по-прежнему проживает в квартире своего погибшего брата. Так оно и оказалось: дверь мне открыла она сама, в чем не было никаких сомнений — мне, пусть и мельком, дважды или трижды доводилось ее встречать на «семейных» собраниях[17] чинов пожарной команды, а память на лица у меня отменная. «Что же вы, сударыня, совсем нас позабыли?» — спросил я эту особу, явно при виде меня растерявшуюся.
«Ваше высокоблагородие! Митрофан Андреевич!»
— Здравствуйте, Анастасия… — я замялся, припоминая отчество: оно было иным, нежели у Бочарова и другой сестры, и почему-то вылетело у меня из головы.
«Маркеловна», — подсказала она.
— Здравствуйте, Анастасия Маркеловна! Вы позволите?
Не дожидаясь формального разрешения, я шагнул через порог, оказавшись сначала в крохотной прихожей, а в следующий миг — в такой же игрушечной гостиной. Квартира была совсем невелика, обходилась, похоже, недорого, но казалась уютной. И уж чего в ней не было вовсе, так это — намека на отчаянную нужду, в которой, рассуждая здраво, должна была обретаться оставшаяся совсем в одиночестве и без всяких средств к существованию женщина.
Это обстоятельство настолько бросалось в глаза, что в первую голову я заговорил о нем:
— До меня дошли слухи, — заявил я, с любопытством оглядываясь, — что вы оказались в затруднительном положении. Рад, что слухи оказались ложными. И все же: развейте окончательно мои сомнения — вы ведь не нуждаетесь?
Анастасия вспыхнула, но от чего — смущения, каких-то опасений или гнева — я поначалу не понял:
«Нет, ваше высокоблагородие, не нуждаюсь!»
— Ах, сударыня! Давайте обойдемся без формальностей. Называйте меня просто Митрофаном Андреевичем. Ваш брат…
«Хорошо, Митрофан Андреевич, — сразу же перебила меня Анастасия, — пусть будет так. Так чему же на самом деле я обязана вашим визитом?»
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает фотограф Григорий Александрович Саевич.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
Не очень-то многого добившись в столице, Можайский на свой страх и риск отправляется в Венецию, где должно состояться странное собрание исчезнувших из Петербурга людей. Сопровождает Юрия Михайловича Гесс, благородно решивший сопутствовать своему начальнику и в этом его «предприятии». Но вот вопрос: смогут ли Юрий Михайлович и Вадим Арнольдович добиться хоть чего-то на чужбине, если уж и на отеческой земле им не слишком повезло? Сушкин и поручик Любимов в это искренне верят, но и сами они, едва проводив Можайского и Гесса до вокзала, оказываются в ситуации, которую можно охарактеризовать только так — на волосок от смерти!
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает начальник Сыскной полиции Петербурга Михаил Фролович Чулицкий.
Наталья Павлищева – признанный мастер исторических детективов, совокупный тираж которых перевалил за миллион экземпляров.Впервые автор посвятила целую книжную серию легендарному клану Медичи – сильнейшей и богатейшей семье Средневековья, выходцы из которой в разное время становились королевами Франции, римскими палами.Захватывающие дворцовые игры и интриги дают представление об универсальной модели восхождения человека к Власти, которая не устарела и не утратила актуальности и в наши дни.Неугомонный Франческо, племянник богатого патриция Якопо Пацци, задумал выдать сестру Оретту за старого горбатого садовника.От мерзкого «жениха» девушка спряталась в монастыре.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тени грехов прошлого опутывают их, словно Гордиев узел. А потому все попытки его одоления обречены на провал и поражение, ведь в этом случае им приходиться бороться с самими собой. Пока не сверкнёт лезвие… 1 место на конкурсе СД-1 журнал «Смена» № 11 за 2013 г.
«Тайна высокого дома» — роман известного русского журналиста и прозаика Николая Эдуардовича Гейнце (1852–1913). Вот уже много лет хозяин богатого дома мучается страшными сновидениями — ему кажется, что давно пропавшая дочь взывает к нему из глубины времен. В отчаянии он обращается к своему ближайшему помощнику с целью найти девочку и вернуть ее в отчий дом, но поиски напрасны — никто не знает о местонахождении беглянки. В доме тем временем подрастает вторая дочь Петра Иннокентьевича — прекрасная Татьяна.
Флотский офицер Бартоломей Хоар, вследствие ранения лишенный возможности нести корабельную службу, исполняет обязанности адмиральского порученца в военно-морской базе Портсмут. Случайное происшествие заставило его заняться расследованием загадочного убийства... Этот рассказ является приквелом к серии исторических детективов Уайлдера Перкинса. .
Повести и романы, включенные в данное издание, разноплановы. Из них читатель узнает о создании биологического оружия и покушении на главу государства, о таинственном преступлении в Российской империи и судьбе ветерана вьетнамской авантюры. Объединяет остросюжетные произведения советских и зарубежных авторов сборника идея разоблачения культа насилия в буржуазном обществе.
Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?