Можайский-4: Чулицкий и другие - [36]
Я вздохнул:
— Да уж, добрых…
Впрочем, как вы понимаете, господа, я еще ничего конкретного об этой девице не знал, за исключением того, что она играла какую-то роль и при Кальберге, выступив в качестве лица, убедившего Некрасова-младшего в «подлинности» трупа его якобы сгоревшего в пожаре дядюшки.
— А Кальберга вы знаете? — спросил я.
«Это того, который барон?»
— Именно.
«Доводилось встречать».
— Не вместе ли с Акулиной Олимпиевной?
«И с нею в том числе. Но я опять не понимаю: что в этом странного? Молжанинов и Кальберг, если я, конечно, ничего не путаю, давние приятели и даже деловые партнеры! Почему же Акулине Олимпиевне…»
— Хорошо, хорошо! — перебил я профессора, решив, что с этой стороны ничего разузнать не получится. — Остается письмо.
«Мальчик…»
— Нет-нет! — я отмахнулся от «мальчика». — Не это письмо, а другое. Полученное вами раньше: с наложенной ценностью. Помните?
И вновь подобревший было Павел Александрович стал настороженным, что выразилось во вновь отяжелевшем взгляде и нервных движениях руки, пальцы которой собрали в пригоршню спускавшиеся с затылка на воротник волосы.
«Это — конфиденциальное письмо», — сухо ответил он, не добавив ничего больше.
Я настаивал:
— В расследуемом мною деле нет ничего конфиденциального. Вам придется рассказать.
«Уверяю вас, милостивый государь, — профессор явно решил не сдаваться без боя, — если бы я полагал, что это письмо имеет хоть какое-то отношение к вашему делу и может пролить на его обстоятельства хоть какой-то свет, я, разумеется, сию же секунду…»
— Позвольте мне решать, что может, а что не может оказать мне содействие!
«Вы не имеете права…»
— Ошибаетесь, — перебил я профессора и самым вульгарным образом наставил на него указательный палец. — Не только право имею, но и прямую обязанность. Вопрос лишь в том, где именно — здесь или в моем кабинете — я как реализую данное мне законом право, так и выполню им же возложенную на меня обязанность!
Павел Александрович отшатнулся, вжавшись спиной в спинку стула. Его лицо пошло пятнами гнева:
«Милостивый государь! — воскликнул он. — Что вы себе позволяете! Я жаловаться на вас буду! Я — …»
Я снова решительно его перебил:
— Мне хорошо известно, кто вы и что вы, Павел Александрович: мыслимое ли дело, чтобы я этого не знал? И жаловаться вы, разумеется, вольны. Однако…
И тут я запнулся. В голове у меня словно шутиха разорвалась — настолько внезапно и одновременно отчетливо возникла в ней и сформировалась кое-какая мысль. Эта мысль поражала своими простотой и очевидностью: оставалось удивляться только, что до сих пор я проходил мимо нее, хотя она буквально бросалась в глаза и уже давно должна была привлечь внимание.
— Много ли ваших учеников из последних выпусков поступило в университет? — спросил я к немалому удивлению Висковатова.
Павел Александрович, по логике нашего столкновения не ожидавший ничего подобного, посмотрел на меня даже не с удивлением, как я только что сказал, а в полной растерянности:
«В университет?» — переспросил он, полагая, вероятно, что слух ему изменил. — А это-то тут причем?»
— Даже не так, профессор: сколько из них получают стипендии?
«Все», — машинально ответил Висковатов, по-прежнему не понимая, чем вызвана столь резкая смена темы.
— Все — это сколько?
«Двенадцать».
— А стипендии кто им выплачивает? Городская управа? Министерство народного образования? Кто?
Павел Александрович обескуражено покачал головой:
«Нет. К сожалению, стипендиатов такого рода среди моих выпускников совсем немного».
— Но стипендии, тем не менее, они получают?
«Да. Иначе туго бы им пришлось!»
— Так кто же их платит?
«Семен Яковлевич».
— Молжанинов!
«Да».
— А в период обучения в училище?
«Тоже».
— И плату он вносит?
«Вносит».
— А еще какие расходы он покрывает?
Павел Александрович ненадолго задумался, прикидывая что-то в уме, а потом ответил перечислением:
«Завтраки и обеды; квартира: самого училища и моя; учебные пособия: бумага, печать; канцелярские принадлежности; надбавки к жалованию учащим и доплаты квартирными[59]; экскурсионные расходы: железные дороги, пароходства…»
— У вас бывают экскурсии по воде? — не удержался я.
«Отчего же, — кивнул Висковатов, сохраняя полную серьезность, — конечно, бывают. В минувшем, например, году…»
— Хорошо, хорошо! — я попросил вернуться к списку расходов. — Очень хорошо, но продолжайте, прошу вас[60]!
«Что еще? — Павел Александрович пожал плечами. — Да вот хотя бы: буквально месяц назад мы получили нумерованный тираж Гоголя. Не всё же математикой ограничиваться!»
— Недешево обошелся?
«Ну, как… составителю — тысяча с чем-то; художнику — несколько сот; бумага — по семь рублей за стопу; набор — по двенадцать рублей за лист[61]; печать текста — по полтора рубля за тысячу оттисков; рисунки — по три. Еще переплет и что-то по мелочи. Пожалуй, что и недешево».
— Можно взглянуть?
Павел Александрович поднялся со стула, подошел к книжному шкафу и достал экземпляр.
Экземпляр поражал великолепием: шагрень[62], веленевая бумага, прекрасные иллюстрации… Текст был отпечатан крупно, без скупости на объеме, поэтому том получился особенно толстым, увесистым.
Я вздохнул не без зависти: нам, в бытность мою гимназистом, такие не дарили!
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает фотограф Григорий Александрович Саевич.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает брандмайор Петербурга Митрофан Андреевич Кирилов.
Не очень-то многого добившись в столице, Можайский на свой страх и риск отправляется в Венецию, где должно состояться странное собрание исчезнувших из Петербурга людей. Сопровождает Юрия Михайловича Гесс, благородно решивший сопутствовать своему начальнику и в этом его «предприятии». Но вот вопрос: смогут ли Юрий Михайлович и Вадим Арнольдович добиться хоть чего-то на чужбине, если уж и на отеческой земле им не слишком повезло? Сушкин и поручик Любимов в это искренне верят, но и сами они, едва проводив Можайского и Гесса до вокзала, оказываются в ситуации, которую можно охарактеризовать только так — на волосок от смерти!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тени грехов прошлого опутывают их, словно Гордиев узел. А потому все попытки его одоления обречены на провал и поражение, ведь в этом случае им приходиться бороться с самими собой. Пока не сверкнёт лезвие… 1 место на конкурсе СД-1 журнал «Смена» № 11 за 2013 г.
«Тайна высокого дома» — роман известного русского журналиста и прозаика Николая Эдуардовича Гейнце (1852–1913). Вот уже много лет хозяин богатого дома мучается страшными сновидениями — ему кажется, что давно пропавшая дочь взывает к нему из глубины времен. В отчаянии он обращается к своему ближайшему помощнику с целью найти девочку и вернуть ее в отчий дом, но поиски напрасны — никто не знает о местонахождении беглянки. В доме тем временем подрастает вторая дочь Петра Иннокентьевича — прекрасная Татьяна.
Флотский офицер Бартоломей Хоар, вследствие ранения лишенный возможности нести корабельную службу, исполняет обязанности адмиральского порученца в военно-морской базе Портсмут. Случайное происшествие заставило его заняться расследованием загадочного убийства... Этот рассказ является приквелом к серии исторических детективов Уайлдера Перкинса. .
От автора Книга эта была для меня самой «тяжелой» из всего того, что мною написано до сих пор. Но сначала несколько строк о том, как у меня родился замысел написать ее. В 1978 году я приехал в Бейрут, куда был направлен на работу газетой «Известия» в качестве регионального собкора по Ближнему Востоку. В Ливане шла гражданская война, и уличные бои часто превращали жителей города в своеобразных пленников — неделями порой нельзя было выйти из дома. За короткое время убедившись, что библиотеки нашего посольства для утоления моего «книжного голода» явно недостаточно, я стал задумываться: а где бы мне достать почитать что- нибудь интересное? И в результате обнаружил, что в Бейруте доживает свои дни некогда богатая библиотека, созданная в 30-е годы русской послереволюционной эмиграцией. Вот в этой библиотеке я и вышел на события, о которых рассказываю в этой книге, о трагических событиях революционного движения конца прошлого — начала нынешнего века, на судьбу провокатора Евно Фишелевича Азефа, одного из создателей партии эсеров и руководителя ее террористической боевой организации (БО). Так у меня и возник замысел рассказать об Азефе по-своему, обобщив все, что мне довелось о нем узнать.
Повести и романы, включенные в данное издание, разноплановы. Из них читатель узнает о создании биологического оружия и покушении на главу государства, о таинственном преступлении в Российской империи и судьбе ветерана вьетнамской авантюры. Объединяет остросюжетные произведения советских и зарубежных авторов сборника идея разоблачения культа насилия в буржуазном обществе.
Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?