Можайский-1: Начало - [165]
— Как — с каланчи?! — Чулицкий даже попятился. — Да где же горит?
Кирилов крутил головой: было похоже, что он что-то ищет. Его ответ поразил всех до глубины души:
— От кровли идет зарево. А в звонках сообщают о задымлении в разных частях здания.
— Поджог?!
Кирилов кивнул:
— Очень на то похоже.
— Матерь Божья!
Саевич:
— А призрак? Призрака видели? — голос фотографа звучал испуганно, почти обреченно.
Кирилов бросил на фотографа полный откровенного презрения взгляд, но все же ответил — сухо, сдержанно:
— О призраке ничего не сказали.
Саевич отошел к окну, его губы подрагивали.
Между тем, Митрофан Андреевич, так и не найдя того, что искал, схватил за руку репортера:
— Господи, Сушкин! У вас тут выпивки — на роту хватит, а вода-то хоть какая-нибудь есть? Ну, хоть сколько-нибудь?
Сушкин поначалу растерянно оглядел заставленный разнообразными бутылками стол, но вдруг уверенно потащил полковника к буфету. Согнувшись пополам, он распахнул его нижние дверцы и вытащил на свет Божий несколько бутылок герольштейнской минеральной воды.
— То, что нужно! — Полковник подхватил одну из бутылок, стремительным движением вскрыл ее и, достав из кармана платок, намочил его водой. — Свой тоже смочите!
Сушкин подчинился.
— Господа! — Митрофан Андреевич обратился ко всем разом. — Мы разведаем, что там: в коридоре и на лестничных маршах. Из гостиной не выходите! Плотно закройте дверь и ждите нас тут!
— Я помогу!
— Оставайтесь со всеми, поручик! Я вообще пошел бы один, но Су… Никита Аристархович мне нужен как проводник. Всё! Никита Аристархович!
— Да?
— Готовы?
— Да!
— Ну, с Богом!
Кирилов и Сушкин, прижав к носам смоченные водой платки, выскочили из гостиной в наполненный дымом коридор и двинулись к выходу из квартиры. Дверь гостиной за ними немедленно захлопнулась.
Электрический свет горел, но лучше от этого не было. Даже шедший на полшага впереди полковника Сушкин то и дело спотыкался, хотя уж он-то собственную квартиру должен был знать, как свои пять пальцев. Но в плотном, черном, едком дыму электрическое освещение было полезно так же, как в бурную ночь кораблям — карбитовый фонарь смотрителя вместо прожектора самого маяка.
Наконец, Сушкин вытянутой рукой уперся во входную дверь:
— Пришли!
— Открывайте!
Сушкин — дело осложнялось необходимость держать у лица платок — начал на ощупь возиться с замком и щеколдой. Полковник, понимая всю сложность ситуации, не торопил его.
Замок щелкнул. Щеколда стукнула. Сушкин толкнул дверь.
— Странно!
— Что?
— Не открывается!
— А ну-ка! — Полковник тоже толкнул дверь, но тоже безуспешно. — Вы уверены, что отперли все запоры?
— Да!
— А ну-ка — вместе!
Полковник и Сушкин налегли на дверь, но та, поддавшись едва-едва и как-то странно пружиня, так и не открылась.
— Проклятье! Ее подперли снаружи! Но… — полковник запнулся. — Помогите-ка мне!
Сушкин сильнее налег на дверь плечом.
— Вы ничего не замечаете?
— Нет, а что?
— Дым через щель выходит наружу! Тяга — обратная! Откуда же дым в коридоре?
— Кухня!
Сушкин и полковник, оставив попытки открыть входную дверь, бросились по коридору в другой конец квартиры. Впрочем, «бросились» — сказано слишком сильно: броситься-то они бросились, но в дыму их продвижение было убийственно медленным, причем «убийственно» — в самом прямом смысле.
Оба — полковник и репортер — кашляли и поневоле дышали все чаще, с воздухом втягивая в легкие и угарный газ. Их головы кружились, глаза слезились, а если бы света было достаточно и для того, чтобы рассмотреть их лица, то лица показались бы красными, словно налившимися кровью. Оба начали понимать, что долго им не продержаться: платки уже почти просохли, да и в смоченном виде вряд ли эти платки являлись достаточной защитой от яда.
К счастью, до кухни они добрались, а задерживаться в самой кухне им не пришлось: с первого же взгляда им стало ясно, что произошло. Уже треть помещения была объята огнем, а сквозь его пелену виднелась маленькая, настежь раскрытая, дверца черного хода. За дверцей, на невидимой лестнице, полыхало голубовато, с какими-то странными — полупрозрачными что ли — всполохами: как-то иначе и лучше описать происходившее не получится.
— Назад!
Прохрипев команду, полковник отшвырнул платок, схватил Сушкина обеими руками и буквально поволок его обратно по коридору. Сушкин не только не сопротивлялся, но и был благодарен: его ноги уже начали подкашиваться.
В гостиную — к счастью, и дверь в нее полковник нашел в кромешной практически тьме — оба ввалились совершенно без сил. Можайский подхватил репортера. Гесс и Любимов — полковника. Чулицкий с Иниховым начали брызгать на них водой.
— Водки, водки им дайте! — это закричал Иван Пантелеймонович.
Чулицкий отшвырнул бутылку минералки и схватил со стола бутылку водки. В свою очередь, Иван Пантелеймонович сгреб в ладонь чей-то недопитый стакан и, приподняв голову Сушкина, влил ему в горло содержимое стакана. Сушкин закашлялся. Полковник, в которого из бутылки водку вливал Чулицкий, тоже закашлялся, оттолкнул от себя Михаила Фроловича и твердо встал на ноги.
— Нужно спешить. Еще минута-другая, и нам конец!
— Что там? Что там?
