Мозаика воспоминаний - [21]

Элен мысленно содрогнулась. Она не сомневалась в честности графа. Зачем ему сочинять подобные истории? Но ее обида не стала меньше. Она мало знала себя, но ее возмущала сама мысль о том, что ее могут сравнивать с подобными женщинами. Она не сумела скрыть язвительности в голосе.

– Вы хотите сказать, что я сама виновата?

Чарльз удержался от резкого ответа. Конечно, у Элен есть причины для горечи и злости, но он намеревался объяснить ей свои мотивы.

– Я хочу сказать, что руководствуюсь своим жизненным опытом. Женская хитрость беспредельна. Не говоря уже о том, что их вдохновляло лишь мое богатство и титул.

– Ну, некрасивым я бы вас не назвала.

– Это вряд ли берется в расчет, – заметил Чарльз, немного смутившись. – Но, да, я надеялся убедить вас, что вовсе не чрезмерное тщеславие делает меня таким подозрительным.

Элен вздохнула и взглянула на него с ощущением безнадежности, оказавшимся сильнее даже горькой обиды.

– Отлично, я убеждена. Мне нечего вам ответить… – Она умолкла, неожиданно вспомнив кровать и лежащего рядом мужчину. – Но есть одна вещь!

Ее лицо осветилось, и Чарльз затаил дыхание. Если бы она сумела доказать свою правоту!

– Я не говорила об этом раньше, но воспоминание…

– Вы что-то вспомнили?

– Я должна была рассказать еще при первом разговоре, но не смогла… в то время. – Элен встретилась с ним взглядом, и ее пальцы невольно потянулись к струнам. – Но сейчас… перед вашим приходом… было еще кое-что, и я подумала…

Образ вновь вспыхнул в ее мозгу, и девушка умолкла. Лицо мужчины с задумчивым взглядом, смотревшего на нее с такой страстью. Она зажмурилась, подавив мучительный вздох.

– Mais, c’est encore lui! Меня ли он слушал?

Ее пальцы начали перебирать струны. Откуда-то из глубины ее души возникла мелодия. Нежная, трогательная музыка.

Чарльз слушал в молчании, очарованный бесподобными звуками и слезами, бегущими из зажмуренных глаз Элен и сверкающими на ее щеках. В груди у него потеплело, и ему пришлось бороться с желанием утешить ее в своих объятиях.

Последние остатки подозрений рассеялись. Чарльз не мог больше убеждать себя в ее притворстве. И готов был поклясться, что она говорит по-французски, даже не догадываясь об этом.

Это был короткий отрывок, и окончился он слишком быстро. Элен продолжала сидеть с закрытыми глазами, прижав ладони к струнам, пока последний отзвук не угас.

– Браво! – невольно воскликнул Чарльз.

Глаза Элен открылись, и она вздрогнула. Она совсем забыла, где находится! Что это на нее нашло? Она играла… что? Мелодия была забыта.

– Восхитительно, – произнес граф с теплом в голосе. – Но почему вы плачете?

Девушка повернулась к нему, только теперь осознав, что смотрит сквозь пелену слез. Проведя пальцем по щеке, она обнаружила влагу. Вытерев слезы, Элен заметила, что лорд Уайтем протягивает ей носовой платок. Она всхлипнула и покачала головой.

– Спасибо, но уже не надо.

Чарльз нахмурился, убрав платок в карман.

– Вы не сознавали, что плачете, да?

Так оно и было, но Элен побоялась признаться. Граф столь недоверчив, что любой ответ покажется ему подозрительным. Если сказать да, не решит ли он, будто она пытается пробудить в нем сочувствие?

– Грустный отрывок, не так ли? Наверное, причина в нем.

Чарльза вновь тронул ее печальный голос. Она что-то вспомнила?

– О чем вы думали?

– О лице мужчины, – неосторожно ответила Элен.

Странная боль кольнула Чарльза.

– Какого мужчины?

Ей и в голову не пришло увильнуть от ответа.

– Я думаю, это мой муж.

Только огромным усилием воли Элен сохраняла видимость спокойствия. Каким-то образом ей удавалось выносить бесконечный поток вопросов, который обрушивали на нее три гостьи, сидящие на диване в гостиной лорда Уайтема.

Она имела глупость поддаться на уговоры Мег и появиться в церкви в воскресенье. С тех пор Кливдон-Хауз превратился в жужжащий улей. Соседи, один за другим, приходили взглянуть на нее и поинтересоваться загадкой ее происхождения. Элен чувствовала себя музейным экспонатом. Ей трудно было оставаться спокойной, но она твердо решила отвечать на каждый оскорбительный вопрос с холодной отчужденностью.

– Но вы даже не можете вспомнить своих родителей?

– Как это ни прискорбно, не могу, сударыня, – повторила Элен в пятидесятый раз.

– Как, должно быть, странно полностью забыть свою жизнь! – Гостья громко рассмеялась. – Не могу представить.

Элен была избавлена от необходимости отвечать вмешательством Мег.

– И не пытайтесь, леди Килпек. Гораздо важнее то, что никто из вас, по-видимому, не в силах помочь нам установить личность Элен.

– Нет, – согласилась дама, печально покачав головой.

Ее дочь и тетка поддержали ее.

– Мне очень жаль, – продолжила леди Килпек, окинув Элен сочувственным взглядом. – Должно быть, вы ужасно себя чувствуете, бедняжка.

В ответ Элен сумела лишь натянуто улыбнуться. Она с удовольствием избежала бы подобной «очной ставки», но для нее очень важно было отыскать хоть какой-нибудь ключ к разгадке… особенно после того, как граф признался ей в своих подозрениях.

Предполагалось, что после выяснения отношений им станет легче общаться. Но если граф относился к Элен с подозрением, то и она воспринимала каждое его высказывание как намек. Ее тяготила зависимость от его великодушия. К тому же, девушке казалось чужим все то, что должно было быть знакомым. Понимает ли лорд Уайтем всю глубину ее одиночества? Элен была очень благодарна Мег за то, что та не интересовалась причиной изменившегося отношения к ней владельца дома.