Мойры - [46]

Шрифт
Интервал

Здорово пахнет твой свитер и колется так приятно. Такой классный свитер, длинный, как платье, крупный ты мужик.

Могу снять все, что под ним.

Хочешь?

Сейчас. Держи, положи к себе в сумку. Не идти же мне с трусами в руках.

Что?

Нет, не надо отдавать. Могу тебе каждый день новые приносить. Но прикид отдашь. Кучу денег стоил.

И туфли снять?

Ладно, но и ты тоже!

Ну, давай.

Ты что, парень, в носках пойдешь? А ты стеснительный. Ну, снимай!

Разве плохо?

Люблю босиком ходить. Что-то в этом есть сексуальное, сама не знаю что.

Уже недалеко. Чувствуешь запах? Это липы.

Вон они. Видишь?

Скоро будем на месте. Узнаешь, как они пахнут.

Ну я сегодня в ударе, а? Не дорассказала тебе, что там, во Вроцлаве, было.

Получила я последнюю зарплату за те сказки, и дамочка прикрыла фирму, продолжать не имело смысла. Каким-то чудом она выплатила мне все до гроша. Только не больно густо это было, за все про все чуть больше трехсот злотых. Пришла я с ними домой, положила на стол, села и уставилась на эти три сотни, как цыган на дохлую лошадь. За квартиру два месяца не плачено, за электричество — два или три месяца, и за газ тоже, а еще ведь жить на что-то надо. Я тогда много в чем себе отказывала, но даже на хлеб с молоком необходимо пару злотых. И уж как я, парень, ни складывала, ни вычитала, ничего не выходило. Сидела я, думала и понимала, что сыта всем этим по горло. Больше года нищеты — и никакого просвета. Иногда калымила в разных местах, но ведь я ничего толком не умела. Не то чтобы я отчаялась, говорю же, я не из тех, кто хнычет, но уже начинала беситься. Сколько можно?

И так я разозлилась, что пошла в магазин и купила бутылку. После чего осталось у меня уже не триста, а меньше. Поднимала стакан, чокалась с зеркальцем. Всякие глупости в голову лезли. Одно только я твердо знала: домой не вернусь. Прошел почти год, как я уехала, и вернуться означало бы, что я проиграла. Проиграла и признала свое поражение. Ну нет, только не это. Я так легко не сдамся.

Утром взяла бабки и двинула в парикмахерскую, сделала обалденный причесон, потом маникюр — ногти пришлось наклеить, свои я обгрызла от переживаний, купила новую пудру, помаду, какую-то еще хренотень, ну и под конец осталось только на колготки, такие мюзик-холльные, в сеточку. Было у меня одно платьишко, которое уже обтрепалось по подолу, оно еще лицей помнило, но классное, черное и спереди на пуговках — удобно, их ведь не обязательно доверху застегивать. Взяла ножницы и — вжик — обрезала так, чтобы только зад прикрывало, как у того прикида, что я сейчас сняла. Подшила кое-как. Днем его нельзя было носить, портниха из меня та еще, но мужиков снимать — работа ночная, а в потемках оно смотрелось вполне ничего.

Хорошо пахнут липы, правда? Еще неделя, и отцветут. Люблю чай с липовым цветом, но эти обирать не стану — при дороге растут, отрава. Днем здесь чертова прорва машин ездит.

До меня уже недалеко, в конце улицы направо. Классная у меня квартира, Вислу из окна видать. Утром очень красиво, когда солнце встает и отражается в реке. Вот увидишь. Когда дойдем, наверное, уже светать начнет, темнота потихоньку рассеивается.

Чаю выпьешь?

Во Вроцлаве я жила в такой норе, что и говорить не хочется, плесень, уборная на этаже. Но даже такое мне было не по карману…

Ну да недолго мне оставалось во Вроцлаве маяться.

Вечером втиснулась я в тот обрезанный прикид и пошла туда, где стояли девушки. Дура была, ничего не соображала, правил не знала, казалось мне, что запросто можно вот так проявить личную инициативу. Там, на месте, что-то мне в голову все-таки стукнуло, меня там явно не ждали, но подумала: поторчу некоторое время, а после сориентируюсь. Как же. Только встала, девушки на меня зашипели, а потом смотрю — идет такой приблатненный амбал, на шее золотая цепь, рожа как у бульдога, и девушки на меня его науськивают. Уже собралась деру дать, но в ту минуту гляжу — подъезжает машина, и не какая-нибудь, шикарный джип. Клиентик приоткрыл дверцу и вежливо спрашивает, почем и все такое, а я шмыг внутрь и дверь захлопнула. Амбал остановился, ждет, пока выйду, злой как черт. Попадись я ему, башку оторвет. Клиентик прибалдел, что девушка лезет к нему в машину, даже не условившись о цене. Спрашивает, почем удовольствие, а я ведь не в курсе, понятия не имею, какие расценки, сообразила лишь, о каком «удовольствии» речь. Отвечаю: «Пятьдесят». А он: «Дорого, вылезай». Это надо же, джип его наверняка бешеных бабок стоил, и такое жлобство. Но так уж заведено: если кто богат, значит, жлоб, а иначе был бы беден, как я.

Испугалась я, ведь вылезти никак нельзя. Только я, парень, унижаться и клянчить не умею, вот и говорю: «Не понравится — не заплатишь». Мне уже все равно было, лишь бы оттуда уехать. Его зацепило, в жизни такого текста от девушки не слыхал, а видно, что малый тертый. Смекает, что я новенькая, решил, наверное, что это какая-нибудь акция, типа скидок в супермаркете, кретин. Ладно, дал по газам, и только нас и видели.

Что?

Да, заплатил, заплатил, я старалась как проклятая. Дешево себя тогда продала, делал он что хотел, а у меня даже на хлеб не осталось, и эти пять бумажек позарез были нужны. Молилась только, чтобы не надул меня, но ничего, заплатил. А может, я ему просто понравилась, телефон просил, но я уже сообразила, что в том месте удача мне не светит. С самого начала все пошло наперекосяк.


Рекомендуем почитать
Что тогда будет с нами?..

Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..


Избранные рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Цыганский роман

Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Тиора

Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.