Мойры - [43]

Шрифт
Интервал

Если выдавалась теплая ночь, шла с одним из них на реку, на другой берег. Лежали мы в траве около железнодорожного моста, свет из окон поездов пробегал по нашим голым телам, гладил нас то по шерстке, то против. Какие-то люди ехали на север, другие на юг, по делам или посмотреть на чужие города, позади у них были прощания, впереди приветствия, пожатия рук, поцелуи, грустные глаза тех, кто остается на перроне. Черт, блин…

Если бы нашелся среди них кто-нибудь любопытный и прижался бы он лбом к стеклу и прикрыл глаза ладонями от света, то на долю секунды мог бы увидеть нас, среди высокой травы, голых, в обнимку, меня и какого-нибудь парнишку. И наверное, подумал бы, что мы очень счастливые влюбленные, и кто знает, может, позавидовал бы нам той теплой ночью. Только завидовать мне не стоило. У меня не было ни одного знакомого в другом городе, я ни разу не ездила на поезде, никто меня нигде не ждал, а захоти я уехать, никто бы не прощался со мной на перроне, никто бы не заплакал, не утер нос рукавом. Поезда в Краков, поезда к морю, поезда в Прагу или даже в Париж — все проезжали надо мной, а мой мир начинался и заканчивался пятью улицами, и это был не тот мир, в котором хотелось задержаться.

Всегда любила потрахаться. Талант у меня к этому, блин, врожденный…

Что смеешься?

Это дело должно нравиться, хоть немного, как любая работа, а иначе толку не будет. Там, в комнате за баром, идет отбор. Девушки сидят, мужики выбирают, а они любят тех, кто побойчее. Квашня у них и дома есть, а я не сплю на ходу, вот гости меня и запоминают, я тут нарасхват, иногда даже перекурить не успеваю. Потому и могу уйти на час раньше. Под утро клиенты уже отстойные пойдут — поддатые, склочные…

Однажды отправились мы на луг, я и несколько ребят, и я трахалась с ними всеми, и это мне больше всего понравилось. Ребята были простые, когда сексом занимались, думали только о себе, и вот он кончит, а мне еще хочется, и в тот раз, когда их было много, мне было по-настоящему хорошо. Они меня любили, потому что я заботилась о них и была готова на многое, не то что другие девчонки, которые жили по соседству, так что секс в компании повторялся еще не раз.

Мне правда это нравилось, особенно тот момент, когда уже после всех я лежала голой в траве, глаза смыкались, а они сидели и лежали вокруг, курили и разговаривали. То и дело кто-нибудь прикасался ко мне или целовал, а когда я принималась одеваться, просили, чтобы не торопилась, чтобы еще побыла голой и они могли и дальше на меня смотреть, трогать, облизывать.

Наверное, это было единственное в том городишке, что хоть немного делало меня счастливой. В общем, я любила всех этих ребят и они меня тоже. Ни один не сказал обо мне дурного слова. Постоянно кто-нибудь звал меня замуж, но все получали от ворот поворот. Они еще были дурачками, и ни с кем из них я бы не связалась, но когда они собирались вместе, с ними было по-настояще-му хорошо. Сдается мне, что любая баба, которая хоть раз, по собственной воле, переспала с несколькими мужиками, будет об этом скучать, а если какая-нибудь говорит, что никогда бы такого не сделала, она просто врет.

Ребята были шустрые. Когда шли по городу, люди им дорогу уступали, но со мной вели себя тихо, сидели и разговаривали, о чем обычно люди говорят: о жизни, о том, что станут делать, когда отсюда вырвутся. Но похоже, не вырвались, так и сидят там, только рожи у них теперь испитые, синие, и каждый день одна проблема: где взять пять злотых на бормотуху. Дома их ждут прыщавые беззубые жены, по трезвянке они их не трахают, только когда возвращаются пьяными, но и тогда мечтают об ухоженных красивых девушках. Закроют глаза и вместо своей рябой ведьмы видят такое счастье вроде меня. Но до меня им уже не дотянуться. Они выбыли из игры.

Ну, я готова, можем идти. Погаси свет.

А красную лампу оставь. Да, вот так.

Погоди, возьму сумку в подсобке, Владеку надо отдать за тебя денег.

Обычно сразу плату требуют, но с тобой мне бояться нечего, потому что я тебя знаю.

Идем, покажу нашу подсобку. Тесно здесь, но симпатично. Даже душ есть — посмотри. На нашей работе надо часто мыться. А тут глянь, сколько резинок, Владек их оптом закупает.

Клево, да?

А это Владек, мой босс, познакомься. Босс знает, что ты постоянный клиент.

Боссинька, вот бабло с чаевыми. Неплохо, правда? Говорила же, что хороший клиент.

Мы идем к качкам выпить. Сегодня я уже без сил.

Знаю, что я хорошая. Знаю.

Все, убегаю. Завтра буду к восьми.

Ну идем уже, красавчик.

Тут недалеко, за углом.

Глянь, какая чудная ночь.

Видишь тех ментов? Заходят к нам иногда. В гражданском.

С властью надо дружить.

Здесь по ступенькам вниз.

Что будешь пить?

Ступай куда-нибудь в угол, в баре толком не поговоришь. Обязательно какой-нибудь пацан встрянет.

Так о чем я? О прежних временах, кажется…

Нормальный этот Владек, правда? А уж по сравнению с другими в нашем бизнесе — просто ангел. Везет мне на людей. От уродов держусь подальше. К хорошим людям приклеиваюсь. В жизни мне пару раз крепко повезло.

Еще школьницей я познакомилась с одной теткой. За многое я ей благодарна. Звали ее Ангела, но все обращались к ней «Ангел мой», и, похоже, она и в самом деле была ангелом, сосланным на Землю, в винный магазин. Толстая была, жуть. Видала я не раз, как какой-нибудь пьянчуга драпал из магазина, а она за ним, размахивая своими ручищами, огромными, как окорока.


Рекомендуем почитать
Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Москва–Таллинн. Беспошлинно

Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.