Моя жизнь. Записки суфражистки - [5]

Однако, скоро я должна была убедиться, что при существующих условиях закон о бедных не может дать всего того, что имелось в виду при его издании. Нужны новые законы, и мне скоро стало ясно, что у нас не может быть надежды добиться их, пока женщины не получат права голоса. В годы моей деятельности в качестве попечительницы, а также и в последующие годы, женщины-попечительницы во всех углах страны тщетно добивались реформы законов о бедных. Их особенно возмущали такие порядки, на которые мужчины не обращали внимания. Достаточно упомянуть о девушках-матерях и об их малютках. Незаконные дети – большей частью матерями их являются молодые, совсем неопытные служанки, – отдаются за деньги на воспитание. Полагается, чтобы попечители советов по общественному призрению назначали специальных инспекторов для посещения тех женщин, которые берут детей на воспитание. Но закон устанавливает, что если отец незаконного ребенка вносит ничтожную сумму в 20 фунтов, то воспитатели последнего не подлежат надзору и контролю. Поскольку фермерская семья, специализировавшаяся на воспитании детей, держит одновременно лишь одного ребенка, за которого отцом внесены 20 фунтов, постольку их дом огражден от посещений инспектора. Разумеется, грудные дети умирают ужасно скоро, часто еще до того, как истрачены полученные двести рублей, и фермер может свободно искать новую жертву. Долгие годы, как я уже сказала, женщины тщетно добивались этой ничтожной реформы законов о бедных с целью обеспечить действительную охрану всех незаконных детей и сделать невозможным для всякого состоятельного негодяя избавление от дальнейшей ответственности за своего ребенка уплатою ничтожной суммы денег. И неудачу следует приписать только тому, что в реформе были заинтересованы одни лишь женщины.

Я считала себя суфражисткой еще до того, как сделалась попечительницей, но теперь я стала смотреть на избирательные права женщин не только как на их естественное право, но и как на крайнюю необходимость. Эти бедные беззащитные матери и их малютки, несомненно, сыграли не малую роль в воспитании из меня милитантки.

Произвели на меня сильное впечатление и старухи, с которыми меня сталкивала моя деятельность. Я собирала сведения о них и убеждалась, что большинство их отнюдь не принадлежали к числу испорченных или преступных женщин; они провели вполне безупречно свою жизнь, будучи женами и матерями или живя одиноко и самостоятельно зарабатывая средства к жизни. Значительная их часть принадлежала к числу домашней прислуги, не замужних, потерявших место и достигших того возраста, когда уже невозможно найти место. Попадали они в рабочий дом совсем не по своей вине, а только потому, что скудность их заработка не позволяла им делать сбережений. Ведь средний заработок женщин-работниц в Англии не достигает 2 долларов в неделю. На эти гроши трудно существовать и, разумеется, невозможно откладывать на черный день. Не говорю уже о том, что самостоятельно живущей женщине большей частью приходится еще содержать кого-нибудь из родных. Как может она делать сбережения?

Некоторые из наших женщин были замужем. Не одна из них, как я узнала, были вдовами обученных рабочих, получавших пенсии от своих профессиональных союзов; но уплата пенсии прекращалась со смертью мужа. Эти женщины, отказавшиеся от работы на самих себя и посвятившие себя работе и заботам о своих мужьях и детях, оказывались оставленными без копейки. Им ничего не оставалось делать, как идти в рабочий дом. Среди этих женщин встречалось немало вдов людей, послуживших родине в армии или флоте. Пенсии выдавались их мужьям, но выдача их прекращалась со смертью последних.

Теперь уже нам, надеюсь, не придется встречать в рабочих домах столько достойных старых женщин. У нас теперь существует закон о старческих пенсиях, дающий старикам и старухам по 5 шиллингов в неделю; на эту сумму, конечно, трудно прожить, но этого все же достаточно для бедняков, чтобы содержать своих стариков, отцов и матерей, не заставляя голодать своих детей и таким образом не толкать их в рабочий дом. Но когда я работала в качестве попечительницы, закона этого еще не было, и утратившей трудоспособность женщине оставалось лишь одно – сделаться паупером.

Жалею, что не могу уделить больше места для описания других трагических случаев, с которыми мне приходилось сталкиваться во время моей деятельности. Я встречала вдов, которые выбивались из сил для того, чтобы не дать распасться своей семье и поддержать домашний очаг. Для таких семейных женщин закон допускает некоторую, правда, совершенно ничтожную помощь, но если у женщины лишь один ребенок, хотя бы и грудной, она признается способной к наемному труду и ничего, кроме рабочего дома, не может быть ей предложено. Нам говорят, что женщины должны оставаться у домашнего очага и ухаживать за детьми. Я обыкновенно поражала своих коллег-мужчин, говоря им: «Когда женщины получат право голоса, они позаботятся о том, чтобы матери могли оставаться у домашнего очага и ухаживать за детьми. Вы, мужчины, лишили матерей возможности делать это».