Моя жизнь. Записки суфражистки - [24]

Какой прекрасный день стоял в воскресенье 21 июня! Ясный, сверкающий, залитый солнцем! Когда я шествовала вместе с почтенной мистрисс Уолстенхолм-Эми во главе первой из семи колонн, мне казалось, будто весь Лондон собрался сюда, чтобы посмотреть на нашу демонстрацию. И немалая часть лондонского населения шла за процессиями. Поднявшись на свою платформу в Гайд-Парке и окинув взором громадные толпы, ждущие здесь, и бесконечные ряды людей, вливающихся в парк со всех сторон, я исполнилась изумления, не свободного и от беспокойства. Никогда не представляла я себе, что такое несметное количество народа может собраться вместе для участия в политической демонстрации. То было веселое и прекрасное зрелище, ибо белые платья и украшенные цветами шляпы женщин на фоне могучих старых деревьев придавали парку вид громадного сада в полном цвету.

Заиграли трубы, и ораторши с двадцати платформ начали свои речи, которые могло услышать не более половины или третьей части громадной аудитории. Несмотря на это, никто не уходил до самого конца. В пять часов снова протрубили трубы, речи закончились и всюду была принята без возражений резолюция, приглашающая правительство безотлагательно внести билль о распространении избирательных прав на женщин. Затем, трижды прокричав всей массой: «Право голоса женщинам!», рассеялись участники грандиозного митинга.

На другой день лондонская «Times» писала: «Организаторы рассчитывали на аудиторию в 250.000 человек. Эти ожидания, несомненно, оправдались, возможно, даже оправдались вдвойне, и трудно было бы спорить с теми, кто стал бы утверждать, что ожидавшаяся цифра превзойдена в три раза. Судя по всему, на митинг стеклись несметные массы».

«Daily Express» писал: «Вероятно, никогда еще в Англии не собиралось в одном месте сплоченной массой столько народа, как на этот раз. Люди, видавшие великий Гладстоновский митинг много лет тому назад, утверждают, что в сравнении с вчерашним он является безделицей».

Мы сознавали, что ответили на вызов Гладстона, заявившего о том, что, «сила принадлежит массам» и что эта сила может воздействовать на правительство. И поэтому, исполненные надежды, мы отправили копию резолюции главе министерства, спрашивая его, какой ответ намерено правительство дать этому еще небывалому собранию мужчин и женщин. Асквит ответил, что ему нечего добавить к прежним заявлениям, а именно, что правительство намерено – в неопределенном будущем – внести в Палату Общин билль об избирательной реформе, к которому можно будет внести поправку о распространений избирательного права на женщин. Наша удивительная демонстрация, по-видимому, не произвела на него ни малейшего впечатления.

Глава III

Мы дошли теперь до поворота, где нам предстояло избрать одну из двух дорог. Мы исчерпали все доводы. Поэтому нам оставалось теперь или совсем отказаться от своей агитации, как это фактически сделали суфражистки восьмидесятых годов, или же начать действовать и не останавливаться на полпути, пока не будут сломлены самонадеянность и упорство правительства или пока само правительство не будет уничтожено. Не будучи к тому принуждено, правительство, мы понимали это, ни за что не даст женщинам права голоса.

Мы видели справедливость слов Джона Брайта, сказанных им в эпоху агитации зa билль о реформе 1867 г. «Парламент, – заявил тогда Джон Брайт, – никогда искренне не желает ни одной реформы. Реформа 1832 г. была насильно проведена тогдашним правительством, а теперь, – сказал он, – для того, чтобы была осуществлена новая реформа, агитаторы должны наполнить народом улицы от Чаринг-Кросса до Вестминстерского Аббатства». Следуя совету Джона Брайта, мы обратились к публике с призывом принять участие в устраиваемой нами грандиозной демонстрации 30 июня перед стенами Палаты Общин. Немедленно за вашим воззванием было выпущено главой полиции обращение к публике, предлагающее ей не собираться в Парламентском сквере и предупреждающее, что проходы к Палате Общин должны оставаться свободными.

Мы настойчиво заявляли, что демонстрация все же состоится, и я послала Асквиту письмо, в котором сообщала, что 30 июня к нему в 4½ ч. дня явится наша депутация. Как обыкновенно, мы собрались в Кэкстон-Холле на сессию женского парламента, вслед за чем мистрисс Петик Лоуренс, одиннадцать других женщин и я отправились в путь. Мы не встретили противодействия со стороны полиции и двигались мимо приветствующих нас толп народа к входу для посторонних в Палату Общин. Здесь мы натолкнулись на значительную группу полицейских в форме во главе с инспектором Скэнтлбери. Инспектор, которого я лично знала, выступил вперед и официальным тоном спросил меня:

– Вы – мистрисс Панкхёрст, а это – ваша депутация?

– Да, – ответила я.

– Мне приказано не пропускать вас в Палату Общин.

– Мистер Асквит получил мое письмо? – спросила я.

Вместо ответа инспектор вынул мое письмо из кармана и протянул его мне.

– И мистер Асквит ничего не ответил, ничего не велел передать мне? – продолжала я спрашивать.

– Нет, – отвечал инспектор.

Мы повернулись и пошли назад в Кэкстон-Холл, чтобы рассказать о происшедшем ожидающей аудитории. Мы решили, что ничего не остается делать, как терпеливо подождать до вечера, чтобы удостовериться, последует ли публика нашему приглашению собраться в Парламентском сквере. Мы уже знали, что улицы полны народом, и хотя было еще рано, толпа быстро росла. В восемь часов вечера мы небольшими группами двинулись из Кэкстон-Холла и увидели, что Парламентский сквер густо усыпан народом; число собравшихся на другой день определяли в 100.000 человек. С подъездов общественных зданий, с чугунной решетки Палас-Ярда и других возвышений наши женщины обращались к толпе с речами, но полицейские стаскивали их вниз, и заставляли скрываться в двигавшейся, возбужденной толпе. Несколько женщин было арестовано, других лишь заставляли двигаться, не останавливаясь на одном месте. В воздухе смешивались приветствия из рядов зрителей с ругательствами. В числе явившихся сюда мужчин было немало забияк и буянов, пришедших только для того, чтобы позабавиться. Другие искренне симпатизировали нам и мужественно старались помочь нам добраться до Палаты Общин. Не один раз оказывалась прорванной цепь полицейских, и только с помощью повторных атак конных полицейских удалось отразить натиск народа. Многие члены Парламента, и в числе их Ллойд-Джордж, Уинстон Черчилль и Герберт Гладстон, вышли, чтобы посмотреть на происходящую борьбу, длившуюся до полуночи и закончившуюся арестом 29 женщин. Две из этих женщин подверглись аресту вслед за тем, как бросили по камню в окна официальной резиденции Асквита на Даунинг-Стрит, разбив стекла ценой приблизительно в 10 шиллингов.