Моя жизнь. Записки суфражистки - [23]

Во время следующих двух дополнительных выборов были выставлены громадные плакаты: «Великий билль премьера о реформе: Избирательное право женщинам». Мы старались объяснить избирателям, что обещание Асквита по существу двусмысленно и ни к чему не обязывает, что специальная оговорка о «демократичности» поправки не оставляет места сомнению в том, что правительство заставит отвергать все возможные поправки. Однако наши слова падали на невосприимчивую почву, и либеральное большинство всюду росло.

Ровно через неделю Асквиту был задан в Палате Общин вопрос одним слегка встревоженным депутатом-антисуфражистом. Этот депутат спросил Асквита, считает ли он себя связанным обязательством внести билль о реформе до истечения полномочий настоящего Парламента, намерен ли он допустить включение в билль поправки о праве голоса женщин, если она будет внесена, и если да, то включит ли правительство такую поправку в свою программу. Уклончиво, как всегда, премьер не сразу ответил: «Мой уважаемый друг задает мне вопрос, относящийся к отдаленному и проблематичному будущему». Таким образом, наше истолкование пресловутого «обещания» Асквита было подтверждено им самим. И все-таки либеральные женщины носились с верой в предстоящую правительственную реформу, а либеральная пресса делала вид, что верит в нее. Что касается Женского социально-политического союза, то мы готовились к усиленной дальнейшей работе. Нам предстояло наметить новую линию действия, так как выяснилось, что правительство сможет, – по крайней мере, на время, – нейтрализовать нашу деятельность на дополнительных выборах новыми лживыми обещаниями. Оставаясь верными своему основному принципу – никогда не заходить дальше, чем заставляет нас идти правительство, мы первому нашему выступлению придали совершенно мирный характер.

В тот день, когда в Палате обсуждался во втором чтении билль Стэнджера – это было спустя несколько дней после моего первого заключения в Холлоуэе, – Герберт Гладстон, тогда министр внутренних дел, произнес речь, весьма заинтересовавшую суфражисток. Он объявил себя суфражистом и заявил, что намерен голосовать за билль. Тем не менее, он уверен, что билль не сможет пройти благодаря разногласиям в составе кабинета, и ввиду того, что ни одна политическая партия как таковая не поддерживает его и не высказывается против него. Избирательное право женщин, сказал Гладстон, одержит победу лишь после того, как пройдет все предварительные стадии, необходимые для всякой крупной реформы: сперва академическое обсуждение, потом уже проведение в жизнь. Такова история избирательных прав мужчин, то же самое должно повториться и с женщинами. «Мужчины, – заявил Гладстон, – усвоили этот урок и сознают необходимость демонстрировать размеры и серьезность своего движения, а также создавать ту force majeure, которая толкает правительство на путь творческой деятельности и вооружает его для этого. Такова задача, стоящая перед сторонниками этого великого движения. Оглядываясь назад на великие политические кризисы 30-х, 60-х и 80-х годов, мы видим, что народ не собирался кучками, и не ограничивался восторженными митингами в обширных залах; по всей стране он собирался в многотысячных толпах».

«Разумеется, – добавил Гладстон, – нельзя ожидать, чтобы женщины могли собираться такими массами, но сила принадлежит массам, и эта сила может заставить правительство предпринять более решительные шаги, чем оно, по-видимому, склонно делать».

Женский социально-политический союз решил принять этот вызов. Если необходимо собираться в больших массах, чтобы убедить правительство, что вопрос о женском избирательном праве пережил уже стадию академического обсуждения и требует политического действия, то, думалось нам, мы в состоянии дать нужные доказательства даже наиболее скептически настроенным членам Кабинета. Мы были уверены, что можем организовать демонстрацию, оставляющую далеко позади себя любую из крупнейших избирательных демонстраций, устраивавшихся мужчинами в 80-х, 60-х и 80-х годах. Самое грандиозное собрание в Гайд-Парке насчитывало, как говорят, около 72.000 участников. Мы решили организовать в Гайд-Парке демонстрацию не менее 250.000 протестантов. Демонстрация эта была назначена на 21 июня 1908 года, и в течение нескольких месяцев мы работали для того, чтобы сделать этот день памятным в истории нашего движения. Наш пример увлек и миролюбивых суфражисток, которые за неделю до нашей демонстрации устроили недурную процессию, в которой, как говорили, участвовало 18 тысяч женщин.

На одни только объявления и плакаты о демонстрации мы затратили больше 1000 фунтов. Мы покрыли стены Лондона и всех главнейших провинциальных городов большими плакатами с портретами женщин, которые должны были председательствовать на двадцати платформах для ораторов. Тут же был изображен план Лондона с указанием маршрутов семи процессий, а также и план той части Гайд-Парка, где должен был происходить митинг. Весь Лондон, конечно, был покрыт сетью нашей организации. Целые недели небольшая армия женщин была занята расклейкой на стенах объявлений, раздачей листков, агитацией по квартирам, расхаживала по улицам с плакатами, как это делают «сандвичи». Решительно всех приглашали мы явиться, не исключая членов обеих палат. За несколько дней до демонстрации мистрисс Драммонд и несколько других женщин наняли и разукрасили парусный баркас и поднялись на нем по Темзе до здания Парламента, подплыв к нему к тому времени, когда члены Палат обычно угощают чаем своих знакомых женщин на террасе. Все покинули свои столики и столпились у перил над водой, и сильный, звонкий голос мистрисс Драммонд зазвенел в воздухе, приглашая министров и членов Парламента принять участие в демонстрации женщин в Гайд-Парке. «Приходите в парк в воскресенье», – крикнула она. «Вас будет охранять полиция, и там не будет арестов, обещаем вам это». Кто-то, испугавшись, вызвал по телефону полицейские катера, но когда они явились, баркас женщин уже исчез.