Моя жизнь в руинах - [35]

– Отлично. Мы отправимся завтра утром. Нам лучше приехать до обеда, иначе бабушка достанет свою ложку.

Они все втроем в недоумении уставились на меня.

– Судя по вашим лицам, бабушка не била вас деревянной ложкой, когда вы были маленькими?

– Нет, – сказала Энджи. – Нас била мама, и это больше носило характер эмоционального битья, включающего в себя умышленное занижение нашей самооценки.

– Да, это было не больно, но очень эффективно, – добавила Энджи.

– В какое время? Мне приехать сюда или как? – спросила Валери. На секунду я почувствовал огорчение, потому что ее вопрос означал, что мы не проведем вместе эту ночь, но я снова, похоже, начал думать не головой, а членом.

– Я заеду за тобой в отель в девять, – сказал я. – Извини, если для тебя это немного рано.

– Обещаю, что завтра утром похмелья у нее не будет, – сказала Сандра. – Ведь сегодняшний вечер – последний из тех, что мы проведем в Ирландии все вместе.

Внезапно я почувствовал прилив ревности. Я представил, что сегодня вечером Валери может познакомиться с каким-нибудь парнем, у которого нет идиотских идей. И эта мысль меня взбудоражила.

Черт, мне нужно держать себя в руках. Я никогда раньше не испытывал ревности, тем более по отношению к женщине, на которую у меня нет никаких прав. Это было что-то новенькое.

– Слушайте, может быть, вам обменяться номерами? – сказала Энджи с недоумением на лице. – Это может вам пригодиться, когда будете изображать жениха и невесту. Еще раз скажи нам, зачем тебе это нужно?

Поскольку у них в чашках оставался недопитый кофе, я рассказал им все то, что ранее говорил Валери. Под конец моего рассказа Сандра сидела с глазами, мокрыми от слез, и прижимала руки к груди. Энджи выражала свои эмоции более сдержанно.

Потом они собрались уходить, и мы с Валери попрощались. Садясь в такси, которое незаметно для меня вызвала Сандра, она помахала мне рукой.

Ее жест выражал и неловкость, и смущение – так обычно машут тем, кого еще не достаточно хорошо знают.

И в этот момент до меня дошло, что и я ее знаю не достаточно хорошо.

А ведь я собираюсь везти ее к себе домой.

Познакомить с бабушкой.

Познакомить с отцом.

Представить ее своей будущей женой.

Разве мой план не идеальный? Разве что-то может пойти не так?

* * *

На следующее утро я положил сумку с вещами в багажник автомобиля и поехал к отелю, чтобы забрать Валери.

Снег на дорогах уже успел превратиться в серую жижу, и все выглядели очень несчастными, так как завтра начиналась новая рабочая неделя. Мне пришлось дважды посигналить, и к тому моменту, как я подъехал к гостинице, я уже мечтал покинуть Дублин, пока его жители не сошли с ума окончательно.

Валери ждала меня, стоя на ступеньках у входа; она болтала со швейцаром. Мне удалось рассмотреть ее до того, как она меня заметила.

Не совершаю ли я ошибку?

Уверен ли я в том, что эта девушка сделает все как нужно?

Не удивляет ли меня то, что она вообще согласилась на мое предложение?

Не могу сказать, что я не задавался этими вопросами в течение последних двадцати четырех часов.

Но сейчас, когда я смотрел на нее, мои сомнения рассеивались. И даже появилась надежда на то, что все, возможно, получится.

Эта женщина была великолепна. Даже в тот момент, когда просто вежливо улыбалась швейцару (и при этом немного хмурилась, из чего я сделал вывод – она совершенно не понимает, что он говорит), она излучала что-то такое, чего я не мог описать словами. Возможно, по той причине, что поэт из меня никудышный.

Она напомнила мне первый день весны. Это единственное поэтическое сравнение, которое я смог придумать. Я не имею в виду первый календарный день весны, я имею в виду тот день, когда появляется солнце, воздух становится свежим, а ты закрываешь глаза и чувствуешь себя так, словно заново родился.

Не припомню, чтобы кто-то другой вызывал у меня подобные ассоциации, и этого было достаточно, чтобы мое сердце, которое только что колотилось, начало медленно успокаиваться.

Я сделал глубокий вдох, вылез из машины и направился ко входу в отель.

– Доброе утро, – сказал я ей. – Ты готова?

Теперь, когда я оказался рядом, я увидел стеснение в ее глазах и понял, что ее одолевают те же сомнения, что и меня.

– Готова как никогда, – ответила она. Швейцар попытался взять ее чемодан, но я его опередил и понес вещи к машине.

И в этот самый момент я услышал, как кто-то спросил швейцара:

– Это что, тот самый Подриг МакКарти? Этот дурак должен быть на поле. На мой взгляд, он отлично выглядит.

Мне стало интересно, что будет, когда вскроется правда о моем здоровье.

Я положил в багажник чемодан и быстро обошел машину, чтобы открыть ей дверь.

– Ты такой джентльмен, – произнесла она с изумлением.

– Определенно нет, – сказал я, обойдя машину и усевшись на место водителя. – Просто я мужчина, который знает, как нужно себя вести.

Она пристегнула ремень безопасности и усмехнулась.

– В Америке мы именно таких мужчин называем джентльменами.

– А, тогда понятно, – сказал я, покачав головой и начав выруливать на скользкую улицу. – Я называю джентльменами тех, у кого не только хорошие манеры, но еще и хорошее происхождение и образование. А это явно не про меня. Ты скоро сама убедишься, что я родился в деревне.