Моя жизнь с Драйзером - [2]

И вдруг этот звонок.

Он повторился.

Я встал, накинул на себя синий китайский халат, который всегда лежал у меня под рукой на случай, если окажется необходимым придать себе более импозантный вид, и подошел к двери. При этом я заметил, что надел халат наизнанку, а это, как известно, является самым бесспорным предзнаменованием неотвратимых перемен. Я не знаю случая, когда бы эта примета не оправдалась. Однако халат выглядел с изнанки ничуть не хуже, чем с лица, и я не стал его переодевать. Снова прозвенел звонок, и, поглядев сквозь шелковые коричневые занавески, закрывавшие стекла входной двери, я увидел девушку лет девятнадцати, самое большее двадцати. На ней было длинное серовато-голубое платье и серовато-голубая с большими мягкими полями шляпа, украшенная одной огромной, блеклой, но удивительно гармонирующей со всем ее обликом бледно-розовой розой. Я отворил дверь. Наградив меня такой молодой, радостной, невинно-простодушной улыбкой, какой (так мне показалось в ту минуту) я не видел ни у кого уже много лет, она осведомилась, здесь ли я живу, и назвала меня при этом моим полным именем.

– Здесь, и я перед вами.

– Ах, в таком случае я ваша родственница, племянница Ви,- мелодичной скороговоркой промолвила девушка. – И Ви взяла с меня слово…

– Если вы племянница моей двоюродной сестры Ви или состоите в каком-либо другом близком или дальнем родстве со мной, прошу вас, войдите, – прервал я её с тем радушием, с каким встречают луч солнца, неожиданно проникший в подземелье. Такими лучистыми были её глаза и улыбка. До этой минуты я никак не думал, что среди моих родственников может быть такая восхитительная девушка. Что говорить, яркий луговой цветок столь же противоположен грубому сорняку, выросшему на худосочном городском сквере. Маленькая кокетливая газель рядом с клыкастым кабаном, злым и диким… Пьеретта, разодетая для майского празднества, и старый Борей, мрачный и хмурый. И всё же я старался улыбаться и чувствовать себя молодым душой, и мне даже удалось достичь чего-то, у меня нехватает духу сказать – чего. Кто это писал: «…заставляя весёлое солнце озарять тусклые сердца тех, для кого красота – потребность души»? "

____________________

В тот же вечер я прочла его пьесу «Рука гончара». Какое огромное впечатление произвела она на меня! Я решила достать и прочесть все книги Драйзера.

Мне плохо спалось в ту ночь, и в конце концов я встала, чтобы перечесть отдельные места из его сборника и получше рассмотреть его фотографию в брошюре, которую он мне дал.

У меня было такое ощущение, словно я искала Драйзера всю жизнь. Мне припомнился недавний разговор с одним молодым человеком, дарившим меня своим особым вниманием. Мы разговорились о мужчинах, и он несколько раздраженно спросил – какого же мужчину в конце концов мне нужно? А когда я ему объяснила, презрительно заметил:

– Вам нужен не мужчина, а бог!

– Очень может быть,- отвечала я.- Но я скоро встречу его. Я знаю, что встречу.

На другой день в восемь часов утра зазвонил телефон. Я знала, что это Драйзер; голос его звучал ласково и вместе с тем повелительно, и я услышала в нем какую-то чувственную печаль, какие-то интимные нотки, которые глубоко меня взволновали.

– Я не спал всю ночь,- сказал он.- Я должен вас видеть. Не можете ли вы позавтракать со мной? Приезжайте в отель «Пенсильвания». Мне так хочется поговорить с вами.

Я плохо помню, о чем говорили мы в то утро, когда завтракали вместе; знаю только, что оба мы бессознательно приглядывались друг к другу, стараясь проникнуть в скрытую еще от нас тайну.

Один вопрос, который он мне задал, я помню до сих пор. Религиозна ли я? Этот вопрос озадачил меня; я не могла понять, какое это может иметь значение.

Официальная религия никогда не занимала большого места в моей жизни. В детстве я посещала воскресную школу, потому что этого хотела моя бабушка. Однако мне не слишком докучали с религией, так как бабушка, хотя и была религиозной женщиной в обычном смысле слова, но та узость взглядов, которая так часто идет рука об руку с религией, была ей совершенно чужда. Религиозные вопросы никогда не мучили меня, и я не особенно задумывалась над ними. Но для Драйзера, как я поняла это впоследствии, официальная религия была чем-то таким, что словно стеной отгораживает человека от жизни и навсегда искажает его взгляд на вещи, если только он не сумеет пробиться сквозь эту стену. Религия была его мучением с детских лет, потому что он обладал умом, который стремился все охватить, искал себе пищу повсюду, требовал простора и свободы, а церковь накладывала на все это запрет. Ни один человек, воспитанный в религиозных традициях и предрассудках, не мог иметь для Драйзера настоящей цены.

– Нет. Мне кажется, нет,- отвечала я на его вопрос.

Он взглянул на меня испытующе, как бы сомневаясь, как бы желая подметить во мне следы обычных предрассудков и условностей.

Потом мы спустились вниз, немного посидели в вестибюле отеля, и Драйзер спросил, не хочу ли я зайти к нему в мастерскую.

– А может быть, лучше пойти побродить где-нибудь? – сказала я. Это предложение, по-видимому, пришлось ему по душе. Он взял меня под руку, и мы отправились – сначала по одной улице, потом по другой, пока не достигли верхней части Парк-авеню. Слитые в едином согласном ритме движения, мы не думали о том, куда идем. Однако какая-то частица моего «я» все время, как бы со стороны, наблюдала за человеком, который шагал рядом со мной. Он казался таким могучим, исполненным жизненных сил и вместе с тем в нем было что-то мятежное. Моему молодому неопытному уму он представлялся энциклопедией знаний, целым созвездием солнц, слившихся воедино, и я была изумлена, потрясена.