Моя жизнь - [38]

Так большой словарь Брокгауза стал моим учебником сексуального просвещения, учебником, деловой тон которого меня радовал, а сухость которого разочаровывала.

Но прошло немного времени, и я смог убедиться в том, что те сведения и описания, которые я искал и в которых настоятельно нуждался, можно было найти и в печатных работах совсем другого сорта, где они были гораздо менее деловыми, но зато и куда менее сухими.

Я подумал, что эта инструкция могла бы произвести впечатление на мою кузину, красивую и смышленую девочку всего двумя годами старше и отнюдь не жеманную. Она была очень благодарна за бумажку с плотно напечатанным текстом, которую я показал ей и сразу же великодушно отдал. К счастью, она чувствовала потребность отплатить достойным образом — конечно, желая при этом доказать, что и она живет не в отрыве от жизни и в свои четырнадцать лет уже почти взрослая. Вот она и принесла довольно толстую книгу, которую мне было позволено взять с собой. Но кузина порекомендовала читать только места, отчеркнутые ею.

Вернувшись домой, я заперся с этим даром в ванной, так как ожидал, что мне предстоит знакомство с чем-то неприличным. Но, как вскоре выяснилось, в этой предосторожности не было необходимости. Мне в руки попал серьезный роман, многие пассажи которого, правда, касались сексуальной стороны жизни. Поначалу я читал только эти места, отмеченные на полях. Они мне нравились, я находил их интересными и в то же время привлекательными и даже поэтическими. Меня волновало и то, что было сказано, и то, как было сказано.

С горящим лицом приняв к сведению все то, на что обратила внимание моя двоюродная сестра, я решился пренебречь ее советами и прочитать всю книгу. Я не пожалел об этом. Может быть, тогда я и понял, что главное в литературе. Главное в том, чтобы смысл и выражение, содержание и форма не отделялись друг от друга. Надо только сказать, какая книга помогла мне в ранние годы проникнуть в сущность сексуальных проблем и, пусть на элементарном уровне, в суть литературы. То был роман Германа Гессе «Нарцисс и Гольдмунд».

Когда я в 50-е годы еще раз прочитал эту книгу, то оказалось, что впечатление, которое она когда-то произвела на меня, не сохранилось. Несколько навязчивая смесь из немецкой романтической традиции и оторванной от мира задушевности, из мягкой сентиментальности и яростного презрения к цивилизации показалась мне невыносимой. То же произошло и с другим, в целом более важным романом Гессе — «Степным волком». Я прочитал его трижды, правда, не вполне по доброй воле: в 30-е годы был восхищен, в 50-е разочарован, в 60-е испытал ужас.

И все-таки одна книга Гессе стала «душевным питанием», которое пришлось вполне по вкусу моему поколению. Она и позже трогала и впечатляла меня. Я говорю о его романе о школе «Под колесом». Хотя я не особенно страдал в школе и не подвергался мучениям со стороны учителей, мрачные романы о школьниках были моим любимым чтением, особенно «Приятель Хайн» Эмиля Штрауса, «Душевные смуты воспитанника Тёрлеса» Музиля и, конечно, последняя часть «Будденброков». Тогда меня привело в восторг не только литературное качество этих книг, но также, и даже прежде всего, связанная с этим качеством возможность идентификации, воздействовавшая именно на подростка.

Просвещение, которому способствовали переживания не столько интеллектуала Нарцисса, сколько художника Гольдмунда, я пытался дополнить и углубить и был благодарен, когда мне попадалось что-то подходящее. Я уже довольно рано знал, что Фауст сделал Гретхен беременной, но сцену, в которой это происходило, мне, к сожалению, найти не удалось. Тогда я впервые заподозрил, что самое важное в литературе содержится между строк, между сцен. В «Разбойниках» меня ошеломил грубый рассказ Шпигельберга о нападении на женский монастырь. Как, спрашивал я себя, справится с этой сценой наш учитель немецкого языка и литературы? Он поступил очень просто, перескочив через нее.

Моя юношеская фантазия сильно воспламенилась при чтении романов Якоба Вассермана. Он был моралистом, испытывавшим слабость к дешевой помпе, страстным психологом, склонным к самому примитивному распространению слухов. Он любил демоническое и декоративное, любил проблемность и пикантность. У Вассермана были бесчисленные читатели, но лишь немного серьезных критиков. Я признаю тем не менее, что его романы, большей частью многоречивые и напыщенные, тогда нравились мне, может быть, и из-за своих сексуальных мотивов.

Ситуация, описанная в романе Вассермана «Человек с гусями», так сильно взволновала меня, что я могу вспомнить о ней и через много лет. Мужчина хочет увидеть свою подругу обнаженной. Она выключает свет и раздевается, он слышит шорох ее платья. Она открывает дверцу печи, и в свете пламени нижняя часть живота и особенно волосы вокруг гениталий светятся темно-красным цветом. Можно согласиться, что это очень волнует, особенно если читателю тринадцать-четырнадцать лет. Недавно я нашел это место в «Человеке с гусями», и оказалось, что оно сохранилось в моей памяти на протяжении шестидесяти лет. Вот только Вассерман не говорил о волосах — они возникли благодаря силе моего воображения в пору созревания.