Моя жизнь - [15]

Измученная, я спросила его (мы прожили бок о бок почти год): «Скажи, ты еще любишь меня?» Не взглянув на меня, он сухо ответил: «Ты мне надоела: и отлично это знаешь. Такова жизнь».

Я была потрясена. На следующий день меня отвезли в Пресвитерианский госпиталь на 168-й улице; я мечтала умереть во время операции.

Когда я пришла в сознание, мой импресарио Лулу Баррье сидел у моего изголовья. Я сказала ему: «Лулу, должен же быть на земле хороший человек…»

Лулу постарался меня успокоить и ушел. Только он успел выйти из комнаты, как раздался телефонный звонок — звонил Лулу: «Я встретил хорошего человека, какого ты настойчиво требуешь. Он поднимается в лифте. Сейчас придет».

Спускаясь от меня, Лулу увидел молодого американского художника, Дугласа Дэвиса, ожидавшего в приемной. Он так робко просил Лулу добиться у меня разрешения писать мои портрет, что…

Дуг уже стучал в мою дверь. Его открытый взгляд, приветливая улыбка снова вызвали во мне желание жить. Целый месяц он пересекал на метро весь Нью-Йорк, чтобы посидеть со мной часа два. Первый раз я поцеловала его, когда он явился с пятью разноцветными воздушными шарами, трепетавшими в воздухе на своих веревочках. Он вез их в метро несмотря на насмешки пассажиров и подарил мне, потому что я рассказывала о красном шаре — мечте моего детства, которую отец не хотел осуществить.

В этот день меня приняли за дочку Дуга. Больные, видевшие, как меня везли несколько дней назад из операционной, такую маленькую, прикрытую с головой простыней, решили, что я ребенок. Когда они встретили Дуга с воздушными шарами в руке, то спросили: «Как чувствует себя ваша маленькая девочка?»

Мы с Дугом любили друг друга около года. Потеряла я его глупейшим образом.

Во время моих летних гастролей в Бордо мы с ним поссорились. Рассерженый Дуг выскочил из отеля. Я побежала за ним. Искала на перроне вокзала, но не могла найти в толпе. Поезд увез его в Париж.

Вскоре я заболела. Дуг уже был в Нью-Йорке, где выставлял свои работы. Когда он вернулся в Париж, мы встретились «просто друзьями».

И вдруг, третьего июня 1962 года — телефонный звонок. Человек, которого я любила, погиб. Самолет, в котором был Дуг, разбился в Орли спустя несколько минут после взлета.

Суеверна, да!

Эти воспоминания я диктую иногда из-за лихорадки и боли в полубессознательном состоянии. Но мне кажется, что именно в таком состоянии я яснее вижу лица и события прошлого. А так как смерть приближается, я должна говорить.

Когда она придет? Я не хочу об этом думать. Мы не знаем ни дня, ни часа, — и это к лучшему. Не потому, что я боюсь смерти. Я с ней немного знакома. Она часто подходила ко мне почти вплотную.

Может быть, и следующее свидание будет хорошим? Зачем же мне бояться? Я ведь твердо уверена, что жизнь продолжается и потом.

О, конечно, я знаю, многие смеются или жалеют меня, когда я утверждаю это. Они думают: «Бедная, во что она верит… Ну что ж, пусть утешается!»

Вы думаете, это может задеть меня? Я ведь знаю, что смерть — не что иное, как начало другого: свободы, возвращенной нашим душам.

Хотите подтверждения?

Вы помните тот столик, который сообщал мне: семнадцатого февраля, семнадцатого февраля. И телеграмму от жены Марселя Сердана?

Марселю было мало того, что он устроил нашу с ней встречу. Он говорил со мной.

В то время я и не предполагала, что можно говорить с умершими. Но друзья, желая облегчить мое горе, однажды предложили мне: «Почему бы тебе не попробовать поговорить с Марселем?»

Они привели ко мне известного медиума. В комнате, погруженной во тьму, мы расположились вокруг стола, плотно прижав к нему ладони. Мне сказали: «Сосредоточьтесь, будьте очень внимательны».

Я подчинилась, почти задыхаясь от страха.

Вдруг стол дрогнул и застучал по полу, диктуя слова. Буква за буквой послание Марселя (а это не мог быть никто другой) прояснилось: «Я не чувствую себя несчастным».

На этом первый сеанс закончился. Я ушла, переполненная радостью.

Вскоре я повторила сеанс. Сердан просил, чтобы я встретилась с его женой, которую я никогда не видела при его жизни. Он хотел, чтобы мы нашли друг друга, чтобы она простила меня, а я позаботилась о его сыне.

Потом я часто разговаривала с Марселем. Бывали случаи, когда дух его не являлся, и я часами ждала, сидя в темноте.

Марсель Сердан не единственный из умерших, с кем мне пришлось говорить: Как-то раз я вошла в контакт с моим отцом.

Я знала одного мага, необыкновенного человека. Он наставлял меня: «В темной комнате нужно положить одежду и вещи умершего. Каждый день вы должны приходить туда на несколько минут, собраться с мыслями, просить и умолять, чтобы он явился. Никто, кроме вас, не должен там бывать. Настанет день, когда дух умершего войдет в комнату и явление свершится».

Каждый вечер в темноте я молила, чтобы явился мой отец. И однажды он ответил на мой зов. Но больше я не повторяла этого: было слишком мучительно.

Есть еще и другая причина, почему я действительно не боюсь смерти. Я уверена в том, что уже была мертва!

Это было в феврале, когда я лежала в Американском госпитале. Моя сиделка Мами может засвидетельствовать мой рассказ. В течение нескольких дней я находилась в полукоматозном состоянии и вдруг внезапно пришла в себя. Открыв глаза, я сказала Мами: «Послушай, со мной произошло что-то необыкновенное. Я видела людей, умерших, среди пейзажа, который не существует на самом деле. У меня ясное ощущение, что я несколько секунд находилась среди них».