Моя ж ты радость - [5]

— Опытному хищнику и пару суток хватит поработать, если золото богатое. А золото там, куда они ушли, очень богатое. После дождя борта ручья золотом, словно пшеничным зерном, местами, просыпаны.

— Я сам здесь иногда мою и сдаю в валютный отдел, когда «показатели падают». Свидетелей нет. Спугнул, мол. На «проходнушке» снял. Не успели хищники скинуть.

— Бес не искушал ингушам продать? — спросил Лешего.

— Предлагали хищники войти в долю. Ты про честь русского офицера слышал? Казак. Значит, знаешь: честь — дороже всего. У меня семья. Бывает, сдаю самородки на прииск, как подъемное золото. В отделе знают. Наши все так делают. И магаданцы тоже. Они нас и научили.

Дождь накрапывал. Мы сидели в вагончике, опершись спинами на продольную стену. Дверей входных нет, и хорошо видно в белой ночи нити ливневого дождя. Я не жалел об этой поездке на ручей Турист. За одну «честь офицера» я готов был полюбить Лешего, как брата. Ментовского в Крыловецком ничего нет. Скорее он напоминал мне наших геологических бродяг. Усталые от жизни и бесприютности мужики, терпеливые в работе, щедрые в застолье, для которых мужская дружба превыше всякого злата мира.

Леший лез в крутизну, рационально и пружинисто. От вагончика, до перевала на горной гриве в соседний ключ, метров триста. Ягель после дождя набух губкой и скользил под резиной каблуков.

Мы выбрались на горную гриву. Распадок на другой стороне открылся неожиданно широко: за пологой равниной глубокого скалистого ключа вдали просматривалась большая река. Ключ внизу утекал в эту долину.

Дождь накрапывал редким ситом. Южный склон ключа лесист, густо растет кедровый стланик по всему склону. Хорошо виден и бурный ручей внизу. Мы залегли под зеленым стлаником, накрылись зеленой офицерской плащ накидкой. Леший прилип глазами к биноклю.

— Нет никого. Ушли в долину. Теперь их не найти. Пошли, — не таясь, поднялся он в полный рост.

— Посмотрим, сколько успели хищники породы промыть.

Мы берегом миновали скалистые уступы верховий ключа, обрушились в русло. Вода не шибко бегучая, хоть и прошел ливень. Ниже узких скалистых уступов в русле ручья, начался обрывистый правый склон. Черный шлам, зовущийся золотоносными песками, как и рассказывал Леший, облизан дождем и омыт до дресвы. Еще ниже по ручью лежала опрокинутая «проходнушка» для промывки черного шлама, взятого из борта ключа. Крыловецкий прав: только начали хищники мыть золото и мы их согнали.

— Без золота они не ушли, иначе бы проходнушку не бросили. Кубов десять успели промыть, — оценил он промытую в грохоте породу. Грохот сколочен из досок мастерски. Низ воронки имеет прямоугольник величиной с развернутую школьную тетрадку. Нижнее отверстие грохота закрыто ситом из жести. Края жестянщик аккуратно завернул и прошил мелкими гвоздями.

— Здесь в песках 30 граммов на кубометр песка. Бешеное содержание! Промышленное золото 0 целых 3 десятых. На госдобыче. Куба четыре, судя по объему горки отмытой породы, они успели за прошлую ночь промыть. Вот и считай: 100 граммов золота взяли. По объему — 2 коробка спичек.

Давай и мы поработаем. У меня здесь лопата припрятана. Остальное, все необходимое для промывки имеется, — стал он закреплять проходнушку. Поставил на верхний сруб корыта грохот.

Я не любитель детективов. Никогда их не читал и не читаю. Но ситуация на ключе складывалась детективная, если представить: я — мою золото на проходнушке? Менты скрытно — по договоренности с начальством, снимают меня на видеокамеру! Позже — ко мне применяется «метод Жеглова». Спектральный анализ подтвердит, что подброшенное золото, найденное у меня в рюкзаке, именно с этого ручья. И минимум пять лет тюрьмы мне обеспечены. Будет мне тогда «офицерская честь». Менты за своих мстят. У «браконьера — следователя прокуратуры», родственники в Якутском Правительстве республики оказались.

«Неужели, заказ на меня?!».

Может, прав Егоров?

«Охота на волков — санитаров леса», — началась?

— Нет, мыть золото мы не будем. Оставь, Леший, все как есть. И уходим. Я этого золота, пока работал в геологии, в руках подержал. Однажды полный деревянный лоток старатели дали в руки — понять тяжесть: пятнадцать килограммов в лотке.

— Уговорил. Жрать хочется, чаю горячего. Рядом доброе зимовье есть, — Леший снял проходнушку и поволок ее по водному ручью. Грохот понес я.

От ручья зимовье не заметишь, если не знаешь о нем. Добрый охотничий домик из не шкурённых бревен. Крыша плоская, прикрытая травяным дёрном. Стены избушки с уличной стороны обвалованы дерном. В морозы не промерзают. Печка из толстого железа еще не старая, обсадной трубе сносу нет в качестве печной трубы. Нары у стены. Оконце в ширину бревна закрыто стеклом. Охотничье зимовье имеет хозяина, присматривалось.

Топор хранился за избой под стрехой крыши. Леший принес топор и в щепки разнёс обухом — на пеньке для колки дров, проходнушку из досок. Обухом топора развалил и деревянный грохот. Я молча наблюдал, с какой злостью он рушит старательский «хлеб», и радовался его «офицерской Чести».

Мы выспались в теплом зимовье и на другое утро вышли на берег Ольчана. Реку не узнать!