Моя защита - [6]

Вот в такую же тихую, ничего, казалось бы, не предвещающую летнюю ночь неожиданно три месяца назад в моей жизни появилась Таня. Прошло три месяца, а я до сих пор все помню: стоял, курил, бесконечно грохотал товарняк, начинал действовать на нервы, и вдруг такая тревога охватила меня, как никогда в жизни. Будто надо немедленно бежать, будто не успеваю куда-то, будто если сейчас немедленно не выйду из этой квартиры, то что-то важное в жизни упущу. Думаю, с каждым такое бывает. Я быстро закрыл балконное окно, забежал в квартиру, бегом оделся, будто боялся передумать, взял денег и пулей выскочил из квартиры. Иду по тротуару по привычке, как на работу, в сторону центра, на улице ни души, только из некоторых дворов слышатся пьяные выкрики. Иду быстро и целенаправленно, ну как будто на самом деле куда-то очень спешу, и никакой опаски за себя, точно каждую ночь вот так брожу. Иду, иду и вдруг останавливаюсь. Куда это я шлепаю посреди ночи, совсем, что ли, крыша поехала? И в этот момент слышу сзади скрип колес на дороге. Из машины выскакивает женщина в белом халатике, в руке чемоданчик черный, машина тут же уезжает, а она идет по краю дороги, ревет навзрыд. Я притаился в тени дома, а она прошла и не заметила. Что же, думаю, произошло, может, помочь чем надо, как окликнуть и не напугать? Иду за ней, она каблучками цок-цок-цок, что меня и не слышно за ней, а она резко как повернется и давай на меня кричать: «Чё надо! Я не боюсь тебя!» А у самой волосы растрепаны, тушь вся растеклась, глаза выпучены, трясет ее всю от злости, ну настоящая ведьма. Ужас, думаю, какой, во сне приснится — не отмашешься трусами, да я возьми и скажи ей все, что думаю, в глаза. Она стоит, глазами хлопает. Потом на меня: «Дурак!» — поворачивается и уходит вперед. Я за ней: «Что произошло?» Молчит. Я: «Может, помочь чем?» Молчит. Вижу бар через дорогу, иллюминациями светится. Я снова: «Может, выпить хочешь?» — «Хочу», — говорит. Зашли мы с ней в бар, она — в туалет, а я — стол занимать. Сижу, заказал выпивку, закуску, жду. Подходит, а ее и не узнать: умылась, волосы причесала, халат, видимо, в чемоданчик убрала, а сама в блузочке, в юбочке выше колен, ничего себе такая. Села напротив меня. Серьезная. Налил молча коньяк, выпили, закусили. Снова налил, снова молча выпили. И так пока всю бутылку не опустошили. Мне захорошело, а ей хоть бы хрен, такая же серьезная и трезвая. Я: «Проблемы?» Молчит. Нельзя, говорю, в себе держать, от этого болезни всякие. Молчит. Принесли нам еще бутылку коньяка. Выпили по разу. Пойду я, говорю, не буду тебе мешать. А она: «Мальчик умер». Недоумеваю: «Какой мальчик?» Она грустно, так грустно: «Парень, ему всего восемнадцать лет было. Совсем мальчик. У меня на руках». Про себя размышляю: белый халат, чемоданчик, значит, по-любому, фельдшерица какая-нибудь, да еще пацан на руках помер. Она снова: «Сердце остановилось. Раз — и всё. Разве я виновата?» Я пожал плечами, но сразу же поправился, что в жизни всякое бывает и не надо винить себя. Она уже перестала плакать, только время от времени всхлипывала. Я взял бутылку со стола и говорю: «Пойдем отсюда?» Она, не спросив, куда и зачем, поднялась и направилась к выходу. Я — за ней. Так мы молча шли по тротуару, на перекрестке она остановила машину и назвала адрес водителю, после чего села в машину, я, не спрашивая разрешения, уселся рядом, она никак не отреагировала. Мы молча доехали до ее дома, я расплатился, она вышла из машины, я ее догнал возле подъезда девятиэтажки. На прощание спросил ее номер квартиры, она ответила, а я, как пятнадцатилетний пацан, чмокнул ее в щеку и пожал руку. Она быстро прошла к двери и скрылась в подъезде. После чего я спохватился, что не знаю даже, как ее зовут, не спросил номер телефона, не спросил, можно ли прийти к ней в гости, — ничего не спросил. Но железная дверь захлопнулась, и было уже поздно. Я только знал, что улица Восточная, заметил на доме табличку с номером пять, квартира сто тридцать. А еще с ее уходом защемило внутри, будто бы потерял что-то необходимое.

5

Толик сквозь сон слышит непрекращающийся звук звонка. Он просыпается, переворачивается на кровати, смотрит на часы — ровно полдень. Вставать не торопится. Раздается повторный звонок. Толик соскакивает с кровати, шустро натягивает спортивные штаны, торопится в прихожую. Смотрит в глазок, открывает дверь.

Толик. Ты чего с утра пораньше?

Брат. Солнце не взошло, а негры в поле. А ты чё дрыхнешь?

Толик. Отстань.

Брат. По закону шариата ты мне, конечно, как старшему брату, никогда бы так не ответил. Никакого уважения. Я тут мелкой говорю, налей отцу чай, а она мне — у тебя что, рук нет? Попросил, не помню что уже, принести, так она мне, что у нее ноги, видите ли, не казенные. Представляешь? (Пауза.) От нее же стакана воды под старую жопу не дождешься. (Подходит к окну.) Метет, сука, пыль поднимает, видит, что я иду, а он один хрен метет, блин, так руки и чесались метлой этой ему по башке настучать.

Толик (зевает). Что опять не так?

Брат. Бесят они меня! Бесят эти чурки! Вон, посмотри, как он пыль поднимает. Бесят своим присутствием, и всё тут.