Моя война с Германией - [2]
На двери столовой висит плакат следующего содержания:
Please shut the door.
Fermez la port S.V.P.
Deur sluiten AU.B.
Zamknąc с drzwi prosze[4].
И всякий раз, как я проше замкнончь джви, меня обуревают сомнения: а стоило ли делаться англичанином? Уж очень английское общество разношерстное.
Дело в том, что, если пройтись частым бреднем по Франции, Польше, Норвегии, Бельгии и Голландии и выловить всех людей с британским паспортом, улов будет своеобразный. Здесь в лагере англичанин может быть охотником за головами с Борнео или сыном болгарина индокитайского происхождения от негритянки из Сенегамбии. Я совершенно убежден, что между нами затесались бабуины, и считаю, что это чересчур. Властям следовало бы выпустить, по крайней мере, хвостатых. Специалисты из гестапо вполне в состоянии дать заключение в сомнительных случаях. Всем, кто еще не научился ходить на двух ногах, надо немедленно предоставить свободу.
Сомневаюсь, впрочем, что у Вудхауза, когда он вернется на родину, сохранится много национальной гордости. Например, я больше не смогу цитировать из Киплинга про «не знающих закона дикарей»[5] — побоюсь, что кто-нибудь встанет и спросит, не об англичанах ли я. И даже если ответить на это беспечным «Замкнончь джви проше», все равно будет неловко.
Данный раздел особенно важен. Многие знают, что до войны я был более всего известен как гость на званых обедах и в загородных домах. Я играл в свете примерно ту же роль, что некогда Красавчик Бруммель[6]. Герцоги не начинали есть, пока не увидят, какую вилку я взял, графини шептали своим сыновьям и наследникам: «Повторяй за Вудхаузом и точно не ошибешься». На банкетах мне бывало неловко чувствовать на себе взгляды всех собравшихся.
Теперь я должен буду учиться застольным манерам с нуля. Если в будущем соседка за обедом наклонится ко мне, я решу, что она покушается на мой хлебный паек. Если мимо пройдет дворецкий, я не удержусь от вопроса, нет ли сегодня надежды на лишний черпак баланды. Если молодой франт услышит разгневанный вопль: «Эй! Тому малому положили три картофелины, а мне только две!» — и увидит красное от возмущения лицо, то и лицо, и голос будут мои. В лагере привыкаешь отстаивать свои интересы.
Сегодня я знаю лишь один способ обедать: по свистку схватить миску, ложку, старую коробку из-под сигар и выстроиться в очередь к баку. Если после войны ваш лакей подаст мне картошку, я растеряюсь. Здесь я привык получать картошку так: протискиваешься мимо того, кто стоит перед тобой в очереди, и протягиваешь коробку из-под сигар. Старый Джордж Марш запускает обе руки в ящик, загребает картошку и перегружает в коробку. Если это и впрямь добрейший Джордж Марш, а не кто-нибудь из его бессердечных коллег, он ловит мой умоляющий взгляд и добавляет еще чуточку. Так же обстоит дело с рыбной похлебкой, ячменной кашей и кислой капустой, только их накладывают черпаком, что усиливает драматизм.
До чего же отрадно видеть, как наши учтивые и всеми любимые раздатчики оделяют нас вышеупомянутыми деликатесами! Очень скоро понимаешь, что перед тобою не зеленые новички, а настоящие профессионалы! Есть один человек, чьего имени я пока не запомнил, но в раздаче рыбной похлебки он то же, что Бобби Джонс[7] — в гольфе. В тот миг, когда он начинает замах, сразу видишь руку мастера. Он усвоил главное правило: не дергайся, не верти головой, не своди глаз с миски.
Многие молодые и неопытные раздатчики вкладывают в удар чересчур много силы, забывая, что все решает последнее движение запястья. Тот человек никогда не допускает такой ошибки. Он знает, что главное — правильно рассчитать движение. Легкий, почти небрежный замах, черпак никогда не поднимается выше плеча, и, когда ты, расставив ноги, собираешься, чтобы принять удар, — вззз! — похлебка гранатой взмывает в воздух и плещет в самую середину миски. Хороший раздатчик почти гарантированно попадет в цель с расстояния в три фута и обрызгивает тебя лишь самую малость.
Это что касается званых обедов. Что до загородных визитов, я буду крайне непритязательным гостем. Если после войны вы решите пригласить меня в свою сельскую резиденцию, не тревожьтесь, что не можете предоставить мне отдельную ванную. Теперь я предпочитаю совершать утренний туалет в обществе пятнадцати-двадцати себе подобных.
И вам не придется ждать меня к завтраку. Я тут привык вставать рано. Ровно в шесть звучит побудка, и тут же в спальню с топотом вступает крупное подразделение немецкой армии. Впереди шагает капрал, который орет: «Auf!»[8], рядом с ним горнист дует во всю мочь. И все встают. Как-то не приходит в голову поступить иначе. Герберт Уэллс написал роман про человека, который проспал тысячу лет. Будь у того в спальне немецкий капрал, он бы проснулся куда раньше.
Я вижу, что не ответил на вопрос о своей фигуре. Что ж, придется сказать горькую правду. Боюсь, что послевоенному миру стоит приготовиться к расширенному изданию Вудхауза. Немецкая картошка — очень питательный овощ, однако приходится выбирать между нею и стройностью. Или одно, или другое. И я до сих пор не нашел в себе сил отказаться от немецкой картошки. Мы получаем ее на первое и на второе, и трудно сказать, в каком блюде она соблазнительней.
