Моя война. Писатель в окопах: война глазами солдата - [49]

Шрифт
Интервал

– Дело в том, что Православная Церковь, какую мы в идеале знаем из истории, ведь уже тоже не вернется. Попы в большинстве своем помельчали. Они тоже давным-давно живут так: и нашим, и вашим. Церковь поражена ржавчиной приспособленчества, и это очень огорчает. В чистом виде духовенства очень мало… Я не знаю, мое отношение к ним очень сложное.

Я чувствую, скорее даже ощущаю в церкви историю, древность какую-то, не ими придуманное, а им оставленное Слово, в котором нет: «борьба», «кроволитие», «убей его», «заколи», «если враг не сдается, его уничтожают»… Таких слов там просто нет. Хотя, в общем-то, известно, христианство покрыло себя страшной кровью, самоутверждаясь в мире. Так же, скажем, как католичество, а мусульманство тем более. В современном ее виде я уже как-то плохо воспринимаю церковь. Думаю, что народ, какой он сейчас есть, тоже не воспримет. Без царя в голове, ни во что и ни в кого не верящий народ станет ходить в церковь? Он молиться не умеет и не хочет. И лень ему рано утром вставать, а тем более поститься.

Думаю, что какая-то часть здорового населения осталась среди старообрядцев. Кстати, наша современная церковь к ним относится, в общем-то, с большим, мягко скажем, недоверием. Старообрядцы, как укор. Пожалуй, единственная в нашей стране прослойка людей порядочных, с которыми никто ничего не мог сделать, никакая ржавчина не съела. Может, отсюда начало какое-нибудь пойдет? Господь знает.

– А вдруг, действительно, в России женщины выпрямятся?

– К женщинам у нас собачье отношение. К сожалению, сделали из нее «ишака», никакого почтения к ней нет и в помине.

Обратите внимание, каждый день по тому же телевизору показывают картины, и из одной картины в другую одно и то же: баба норовит выйти замуж, живет с нелюбимым мужиком, терпит всё, таскает сумки и мешки, обязательно у нее какие-то дети несчастные. В конце концов, в посредственном искусстве (не в хорошем, а в посредственном) более всего отражается наша повседневность. Посредственность нашего телевидения – это наш суд на миру. Все наше убожество обнажает просто немилосердно, особенно, когда показывает наши достижения. Не украл кошелек, честно работает – его надо показывать. Не пьет, не курит и жену не колотит – как замечательно, его надо показывать. Этот хороший человек – здоровается. Эти детки хорошо учатся, платье не рвут и в глаз бабушке не дают. «Ящик» телевизионный – это замечательная вещь, если внимательно и трезво глядеть. Это действительно наш суд на миру.

Женщины с их эмоциями заполонили школу. Что они с ней сделали? Не почитаем старших, не уважаем младших. Перестали бояться крови. Перестали бояться смерти, не думаем о смерти, а уж о вечности и тем более не думаем. Детей не учим мыслить, не учим красоте, постижению красоты… Преподают в школах и институтах, особенно в педучилищах, дергающиеся полудурочки, прочитавшие пять-шесть книг. Думают, что они уже интеллигентки и могут поучать других, в том числе и писателей. У меня сотни писем, пишут полуграмотные люди, которым сказали, будто они грамотные, и они поверили, а теперь они кроют в хвост и гриву, учат, советуют, о чем мне писать. Какие учителя – такие учащиеся. Ничтожество и порождает ничтожество, и этому конца не видно.

Конечно, хочется, чтобы женщина стала наконец женщиной – сестрой ли, дочерью ли, матерью ли… Общество тоскует о смягчении нравов.

– Но ведь безусловно правы и те, кто рассчитывает на подъем русского национального самосознания через знание русской истории и культуры…

– Боюсь, Олег, потребуется слишком много времени, чтобы мы собственную историю прочли и постигли. Да, это прекрасно, что стали печатать исторические работы Соловьева, Карамзина, Ключевского, Федорова… Будут печатать Соловьева-сына, Розанова, Бердяева, Флоренского и других отечественных философов и богословов. Но я боюсь, что у нашего обленившегося читателя не хватит терпения все это одолеть. Он просто будет хвастаться, что эти книги у него есть, что он на них удачно подписался. А прочитать, пробежать…

Философские труды, исторические исследования – высокое чтение. Нужно быть подготовленным к такому чтению. Если ты взял Соловьева, скажем, или Карамзина, ты уже должен многое знать о своей родине, о России. Легко ли? Мы не знаем богословия, не знаем древнерусскую философию. Что же мы начитаем из Карамзина и Соловьева? Вот тогда и получается: «жид», «сталинист», «националист»… Это от верхушечного сбора, от творческого бесплодия, не одаренности, от нашей всеобщей самодовольной полуграмотности.

Согласен, есть, или во всяком случае заметна, робкая тяга молодых людей к истинной культуре. К сожалению, массовая культура жмет на низменные инстинкты молодых людей, держит души их в плененном, одурманенном состоянии. Необходимо очищение души через высокую культуру. Это многие из них когда-то запоздало поймут, но многие пройдут мимо высокого.

Правда, иногда хочется и благодарить телевидение. Вот Евгений Федорович Светланов стал играть все симфонии Рахманинова, а до этого играл Чайковского – единственное мое отдохновение. Хорошо, что стали часто исполнять древнюю церковную музыку, которая вообще не орет, не дергается, говорит о вечности, о том, что нам положено говорить и думать. Вспомним Сумарокова: «Музыка голоса, коль очень хороша, так то прекрасная душа». А самое, пожалуй, сильное и свежее впечатление – телевизионный спектакль по неоконченной пьесе Толстого, где в главной роли выступил Алёша Петренко (да простит он мне, что я так запросто, по имени). Я считаю, что сейчас этому актеру просто нет равного в мире. Зарубежные актеры, которые нам навязываются и которых хвалят без удержу, приходят к эпатажу и эксплуатации своих внешних данных. Алёше эксплуатировать нечего, он лысый, толстый, у него хохлацкая морда, светлые глаза, но из всего этого он умеет сотворить потрясающие образы. Казалось бы, вот такие противопоставления – Григорий Распутин в «Агонии» и толстовский интеллигент – это потрясающее откровение, это искусство… И ещё о музыке: бывает, завидую ребятишкам, которые на пороге открытия для себя многих сокровищ мировой и отечественной классики. Думаю, какое счастье их ждет! Ведь когда-то и я впервые услышал божественные звуки 7-й симфонии Бетховена… А вот самая любимая у меня – 8-я Шуберта. Ещё Альбинони. Его сонаты сейчас, кажется, все слушают. Спрашивают меня часто на встречах: на какие фильмы ходить? Не знаю, я в кино так давно не был. Когда-то давным-давно смотрел «Ностальгию».


Еще от автора Виктор Петрович Астафьев
Васюткино озеро

Рассказ о мальчике, который заблудился в тайге и нашёл богатое рыбой озеро, названное потом его именем.«Это озеро не отыщешь на карте. Небольшое оно. Небольшое, зато памятное для Васютки. Еще бы! Мала ли честь для тринадцатилетнего мальчишки — озеро, названное его именем! Пускай оно и не велико, не то что, скажем, Байкал, но Васютка сам нашел его и людям показал. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что все озера уже известны и что у каждого есть свое название. Много еще, очень много в нашей стране безымянных озер и речек, потому что велика наша Родина и, сколько по ней ни броди, все будешь находить что-нибудь новое, интересное…».


Весенний остров

Рассказы «Капалуха» и «Весенний остров» о суровой северной природе и людям Сибири. Художник Татьяна Васильевна Соловьёва.


Прокляты и убиты

1942 год. В полк прибыли новобранцы: силач Коля Рындин, блатной Зеленцов, своевольный Леха Булдаков, симулянт Петька. Холод, голод, муштра и жестокость командира – вот что ждет их. На их глазах офицер расстреливает ни в чем не повинных братьев Снигиревых… Но на фронте толпа мальчишек постепенно превращается в солдатское братство, где все связаны, где каждый готов поделиться с соседом последней краюхой, последним патроном. Какая же судьба их ждет?


Пастух и пастушка

Виктор Астафьев (1924—2001) впервые разрушил сложившиеся в советское время каноны изображения войны, сказав о ней жестокую правду и утверждая право автора-фронтовика на память о «своей» войне.Включенные в сборник произведения объединяет вечная тема: противостояние созидательной силы любви и разрушительной стихии войны. «Пастух и пастушка» — любимое детище Виктора Астафьева — по сей день остается загадкой, как для критиков, так и для читателей, ибо заключенное в «современной пасторали» время — от века Манон Леско до наших дней — проникает дальше, в неведомые пространственные измерения...


Фотография, на которой меня нет

Рассказ опубликован в сборнике «Далекая и близкая сказка».Книга классика отечественной литературы адресована подрастающему поколению. В сборник вошли рассказы для детей и юношества, написанные автором в разные годы и в основном вошедшие в главную книгу его творчества «Последний поклон». Как пишет в предисловии Валентин Курбатов, друг и исследователь творчества Виктора Астафьева, «…он всегда писал один „Последний поклон“, собирал в нем семью, которой был обойден в сиротском детстве, сзывал не только дедушку-бабушку, но и всех близких и дальних, родных и соседей, всех девчонок и мальчишек, все игры, все малые радости и немалые печали и, кажется, все цветы и травы, деревья и реки, всех ласточек и зорянок, а с ними и всю Родину, которая есть главная семья человека, его свет и спасение.


Пролетный гусь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

Сборник исторических рассказов о гражданской войне между красными и белыми с точки зрения добровольца Народной Армии КомУча.Сборник вышел на русском языке в Германии: Verlag Thomas Beckmann, Verein Freier Kulturaktion e. V., Berlin — Brandenburg, 1997.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Сильные духом (в сокращении)

Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.


Синие солдаты

Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.