Моя война - [38]
Подмораживало. Чтобы не замерзнуть, я разложил маленький костер из сухих веток, от которых не было дыма, а заходящее солнце не давало возможности увидеть огонь. Просидел часа полтора и, когда начали сгущаться сумерки, короткими перебежками двинулся к сараю.
– Ребята!
Молчание. Я несколько раз повторил свой призыв, внутренне холодея от страха, – вдруг ушли. Но нет, не ушли.
– Ты один?
– Да.
– А мы думали, он тебя увел.
– Слезайте, двигаем.
– Сейчас.
Но так быстро уйти не удалось. Мы услышали топот нескольких пар ног, и я, не теряя времени, зарылся в стебли кукурузы. По голосам было ясно, что вошли трое: тот, с перевязанной рукой, и еще двое, кажется полицейские.
– Russe, raus! («Русский, выходи!»)
Знакомые слова. Четыре месяца назад мы с Николаем под такой же крик спускались с сеновала. Но теперь этот приказ не получил желаемого для немцев отклика. Сарай безмолвствовал. Между соломой и сеном по проходу они вошли в сарай, и луч фонаря скользнул по кукурузе. Один из полицейских шагнул на стебли, у меня сжалось сердце, но тут заговорил хозяин:
– Здесь его не может быть, здесь маис. Он в сене или в соломе.
Они вышли и полезли на сено, непрерывно крича: «Russe, raus! Russe, raus!»
Потоптавшись минут пять по сену и соломе, они спустились и стали совещаться.
– Может, он в копнах? – сказал хозяин, и они вышли из сарая.
Я выскочил из-под кукурузы и тихо позвал ребят. Они не заставили себя ждать и спустились вниз.
Пока немцы кричали и осматривали копны, мы через ту злополучную дверь, где меня увидел хозяин, вышли и, согнувшись почти до земли, стараясь не шуметь, двинулись на запад. А немцы продолжали кричать у копен.
Мы остановились около леса отдышаться.
– Вот это да! – промолвил кто-то. – Еще чуть-чуть и… – последовал известный жест петли на шее.
– Да, нужно быть осторожней, а то дойдет дело до виселицы…
– Этот чертяка мне всю морду искровянил своим сапогом, – сказал Мишка. – Так наступил на щеку, да еще прижал ее, что я чуть не завыл от боли, но не дернулся.
Мы в темноте стали разглядывать Мишкины царапины и предложили ему вымыть лицо, что он и сделал, пробив тонкий ледок большой лужи.
Небо было ясное, но безлунное. Видимость достаточная и даже излишняя. Дорога шла через лес. Мы шагали молча, думая о минувшей опасности и о том, где найти еду. Заросшие щетиной, худые, мокрые, грязные, мы были непривлекательным зрелищем.
Но благополучный уход от опасности поднял наше настроение. А оно, это проклятое настроение, все время было прескверное и улучшалось, да и то чуть-чуть, лишь после хорошей жратвы. Ясное дело, голод и холод не поднимают настроения. Но вот бороться с природой и идти к цели с плохим настроением тяжело. Тем не менее, преодолевая трудности и собственный страх, постоянно рискуя, мы шли на запад.
Да, риск в нашем положении был делом обычным и чаще всего оправданным…
Мы с Яшкой оказались в подвале большой одиноко стоящей фермы, а Мишка с Алексеем ждали нас за углом сарая. Когда мы выглянули из подвала, ребят на месте не оказалось, и нам пришлось тащить провиант без их помощи. Очутившись за углом, мы увидели их за соседним сараем.
– Часовой ходит, – шепнули они.
– Где?
– Вот здесь только что прошел. Как он вас не заметил?
– Идём, – сказал я, направляясь к большому отдельно стоящему сараю, чувствуя, что там сено.
Поели на сеновале. Покурили. Установив дежурство и зарывшись поглубже, заснули.
Нас разбудила русская речь. Подумалось: вот бы спросить – далеко ли до Голландии? Нет, риск неоправдан. Когда смолкли голоса, мы потихоньку вылезли. Было темно.
– Там был коньяк, – сказал вдруг Яшка. – Пойду, возьму его.
Мы не пытались его отговорить, хотя у нас были продукты, и стоило ли рисковать из-за коньяка? Но, как назло, очень хотелось выпить. И мы вернулись все вместе. Яшка спустился вниз, а мы напряженно ждали его наверху, считая секунды. Управился он быстро, и мы с коньяком двинулись на запад. Мороз крепчал. Около копны мы выпили и бодро зашагали, закусывая на ходу.
Шли быстро, помогали выпитый коньяк и уверенность в правильном направлении – Полярная звезда светила справа.
Лес. Поле. Опять лес. На опушке отдых и молниеносное уничтожение оставшихся продуктов, особенно спиртного, а потом опять в путь. По сторонам дороги закончился мелкий сосняк, когда показались первые признаки рассвета.
Надо искать сеновал, в лесу оставаться на день опасно – могут обнаружить. Скорее вперед. Увидели железную дорогу. Пересекаем ее почти бегом и опять углубляемся в мелкий сосновый лес. Когда же он кончится?! Наконец, опушка, неподалеку поле и стога, большие круглые. Впереди мелькнул огонек, другой – селение. Почти бегом приближаемся к нему. Что за черт – нет сараев с сеном. Обошли несколько домов – сена нигде нет. Придётся бежать в лес, который виднеется с другой стороны деревни. Наконец Мишка находит нужный сарай. Заходим. В темноте трудно разобрать что где, но у Мишки кошачье зрение. Быстро разулись, портянки на грудь и зарываемся в сено. Его мало, но внутри сарая оно не продувалось…
Проснулись от острого чувства голода. Был день, но, который час, мы не знали. Мишка обулся и спустился вниз. Скоро мы услышали его шепот:
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Всенародно любимый русский актер Юрий Владимирович Никулин для большинства зрителей всегда будет добродушным героем из комедийных фильмов и блистательным клоуном Московского цирка. И мало кто сможет соотнести его «потешные» образы в кино со старшим сержантом, прошедшим Великую Отечественную войну. В одном из эпизодов «Бриллиантовой руки» персонаж Юрия Никулина недотепа-Горбунков обмолвился: «С войны не держал боевого оружия». Однако не многие догадаются, что за этой легковесной фразой кроется тяжелый военный опыт артиста.