Моя судьба - [5]

Посол и не только

В тюрьме Ха’Шарон мне все же пришлось просидеть два месяца. Честно говоря, я рассчитывала и на больший срок, но голова моя была настолько занята мыслями о моем Лене Ильине и ожиданием сведений о его здоровье, что я даже не могла сформулировать, что чувствую и чего жду. Несколько раз меня осматривали врачи. Особенно много внимания моей персоне уделил психиатр, приятный пятидесятилетний дядька родом из Львова. В отличие от прочих, этот доктор не искал во мне никаких чудовищных наклонностей, которые, по мнению его израильских коллег, должны присутствовать в женщине-детоубийце. Напротив, он высказал понимание моих преступных действий и приложил, видимо, немалые усилия для того, чтобы облегчить режим содержания в узилище. Главное, я получила в свое пользование компьютер. Психиатр весьма прозрачно намекнул на готовность бескорыстно помогать и впредь, но не рекомендовал, во всяком случае пока, притворяться психически больной. Врачебная комиссия на этапе следствия признала меня вменяемой в момент совершения преступления, и в том случае, если я решу в будущем это оспорить, вовсе не обязательно кричать сегодня, что я Елизавета Первая и Мария Стюарт в одном лице.

Мама, разумеется, примчалась сразу, как только все случилось. Но пребывала она в совершенно растерзанном состоянии, все время плакала, и я попросила ее не изводить меня своим присутствием, а вернуться в Москву, к Даше и несчастному Роме. Я знала, что помощь должна прийти в первую очередь от Семена, однако ни о нем, ни об Игоре Борисовиче, ни о ситуации на нашей фирме мне ничего не было известно. Но судя по тому, что уже на следующий день после случившегося ко мне прибыл один из лучших местных адвокатов, Ави Руденецкий, можно было надеяться, что я не брошена. Господин Руденецкий в ответ на вопрос о гонораре покачал головой.

— У вас хорошие друзья! — сказал он со значением. — И вы мне ничего не должны.

Пришел он не один, а со своим слегка приторможенным коллегой по имени Рами Мучник. Рами был молодым, не подающим никаких надежд юристом, работающим в его адвокатской конторе.

— Ну что вы сможете для меня сделать? — спросила я.

Тогда я еще была в состоянии аффекта и воспринимала свое положение как совершенно ужасное и безнадежное. Перед тем как мне ответить, Ави попросил господина Мучника оставить нас и отправил его в контору заняться подготовкой каких-то важных документов.

— Понимаете ли, дорогая моя, — усмехнулся он, глядя на мои дрожащие пальцы, — защищать вас будет вначале господин Мучник. Он, поверьте мне, неплохой, но очень тупой парень и, несомненно, провалит дело. Вы получите по полной катушке.

— Спасибо! Это вы серьезно?! — только и смогла я сказать в ответ.

— Надеюсь, вы хорошо понимаете, что получить и отсидеть — это две большие разницы! Примерно так же, как пообещать взять в жены и в самом деле жениться. Разумеется, плагиат, и вы наверняка сто раз слышали эту шутку. Но я родился в Одессе, где так говорили, и я вам тоже так сказал!

Я кивнула.

— Раз так, то поясню. Для здешних левых очень важно, чтобы вы получили по максимуму. Разумеется, это очень важно и для арабов, для которых вы теперь — кровный враг, а значит, мишень. России как таковой ваша судьба, разумеется, безразлична. Вы это, я думаю, осознаете. Но из соображений престижа Родина постарается вас — своего гражданина, гражданочку, так сказать, — отправить для отсидки домой. Местные власти противиться также не будут, так как на вас им плевать. Суровость к убийце арабских детей будет проявлена, но им важно продемонстрировать и России свою гибкость и доброжелательность. После неизбежного завала вашего дела господином Мучником подключусь я и еще несколько весьма профессиональных людей. Мы не можем стереть из истории сам факт убийства арабского подростка, но укажем на вопиющие ошибки в ведении вашего дела, которые, несомненно, будут допущены в ходе судебного разбирательства и уже допускаются в ходе следствия. И российские власти, ознакомившись с этими материалами, смогут просто выпустить вас, объяснив международным проверяющим организациям, что суд, не разобравшись в сути случившегося, принял, очевидно, неверное решение и незачем держать за решеткой человека, в отношении которого в ходе следствия и судебного производства было допущено множество нарушений.

Мне нечего было ему возразить…

После вынесения вердикта о пожизненном заключении прошло не более двух недель, когда ко мне в камеру вместе с какими-то высокими местными чинами вошел очень полный, одышливый человек, знакомый мне по телевизионным репортажам. Я знала, что несколько лет назад он ушел из журналистики на дипломатическую работу. Нас оставили один на один, и он тяжело опустился на единственный в камере стул. Потом вынул из полиэтиленового пакета коробку зефира в шоколаде, положил на стол и пододвинул в мою сторону. Я при этом продолжала сидеть на своей койке.

— Вот, ваши друзья велели вам передать… — проговорил он с характерным астматическим присвистом. — С приветом вместе передать велели.

— Спасибо вам! — только и смогла я выдавить из себя.