Моя страна - прежде всего! - [188]

— Он расскажет в гестапо и нас всех убьют…  — прошептала она.

— Не расскажет, обещаю. Я поговорю с ним и всё будет хорошо! — спокойным, уверенным голосом сказал Гюнтер.

— Он не послушает тебя, Гюнтер, я знаю его! — возразила женщина.

— Меня послушает. Я знаю как обращаться с такими как он. Просто верь мне. Ладно? — он подмигнул ей и улыбнулся. Графиня перевела взгляд на подругу и та кивнула, подтверждая его слова.

— Я верю тебе, Гюнтер. Поцелуй меня…  — внезапно попросила женщина.

— Что? — удивился Гюнтер и удивлённо посмотрел на баронессу. Та тоже ошарашенно глядела на неё.

— Мне…  — Ребекка замялась. — Я не хочу чтобы последний поцелуй который был у меня, оказался от этого…  — женщина скривилась. — Прости, Мария! — она просительно глянула на неё. Та медленно кивнула. Гюнтер мысленно пожал плечами и наклонился, намереваясь поцеловать ей в щёку, но та в последний момент повернула голову и буквально впилась ему в губы, захватив врасплох. Губы у графини оказались мягкими и солёными, видимо, от слёз. Поцелуй продолжался секунд пять, после чего Ребекка сама оторвалась от него и повернулась на бок, пряча лицо от них.

Гюнтер встал, напоследок положив руку на плечо графини. Она благодарно положила свою ручку сверху и слегка пожала её.

— Спасибо ещё раз…  — еле слышно донеслось от неё.

— Если бы я это не сделал, то перестал бы уважать себя…  — тихо ответил он. Встряхнувшись, Гюнтер повернулся к Марии, которая продолжала сидеть рядом с подругой, и сказал:

— Мария, посиди здесь, вместе с подругой? Ей нужна твоя помощь.

— А ты? — её взгляд встревоженно метнулся к нему. — Что ты будешь делать?

Гюнтер усмехнулся. Ответ очевиден.

— Решать проблему и размешивать ту кашу которую мы заварили! — мрачно ответил он.

— Размешивать кашу? — непонимающе спросила она.

Гюнтер досадливо поморщился. Похоже, эту поговорку баронесса ещё не слышала, хотя Алекс говорил что она уже была довольно распространена даже в это время.

— Не обращай внимания. Всё, я пошёл! — развернулся он к двери.

— Подожди! — вдруг вскрикнула она и метнулась с кровати. Удивлённый Гюнтер снова обернулся и едва успел поймать её в объятия. Горячие губы прижались к его губам, а язык настойчиво пытался ворваться внутрь. Аромат изысканных духов окутал его, грудь из выреза платья тесно прижалась к нему, и Гюнтер почувствовал как его орган начал оживать от трения об него соблазнительных бёдер и живота. Её руки обхватили его за шею и он не выдержал. Застонав, Гюнтер одной рукой схватил баронессу за грудь, другую положил на задницу и стал наощупь лихорадочно искать вырез, чтобы проникнуть под тонкую ткань. И едва расслышал её шёпот:

— Пожалуйста, Гюнтер, не сейчас…  пожалуйста…  прошу тебя..

Она не вырывалась и не мешала его рукам. Мария просто просила его. Её глаза смотрели на него, сверкая сквозь маленькие слезинки. И он остановился. Грудь ходила ходуном, руки дрожали, сердце билось как сумасшедшее, член превратился в стенобитное орудие…  Но он сильнейшим усилием воли взял себя в руки и отстранился. Застегнул форму, привёл дыхание в норму и хрипло сказал:

— Ты будешь моей, Мария. Чего бы мне это не стоило. Не важно кто или что будет мешать этому. Ты — моя женщина и никто, даже фюрер, не отберёт тебя у меня…  Ты поняла?

Губы её слегка дрогнули и он, скорее почувствовал, чем услышал:

— Да..

Посмотрев на неё ещё несколько секунд он вышел из спальни Марии и уверенным шагом направился в сторону той комнаты, где оставил эту аристократическую свинью под названием граф Шверин.

Пора было закончить дело и решить проблему так как он задумал. План не идеальный, даже грязный, но лучшего он не придумал. Иногда, чтобы помочь близким или просто хорошим людям, приходится запачкать руки. И только самому человеку решать как далеко он готов зайти ради этого.

Глава 28

Потсдам, Бабельсберг. Усадьба баронессы фон Мантойфель. 20 апреля 1940 года. Вечер. Гюнтер Шольке.

Гюнтер уже подходил к комнате, когда заметил графа, который мелкими шажками выходил из неё, держась обеими руками за пах и постанывая от боли. Увидев его, он замер, а его лицо скривилось от ненависти:

— Проклятый щенок! Я тебя завтра же…

Что именно граф хотел сделать с ним, Гюнтер слушать не стал, так как с большим удовольствием снова ударил его кулаком по печени. Аристократ издал полузадушенный крик и снова повалился на пол, неспособный что-либо сделать.

— И куда это ты собрался, графское отродье? — ухмыльнулся Гюнтер, присев рядом с ним на корточки и глядя в лицо. — Я ведь с тобой ещё не закончил.

Он присел на тот диванчик, на котором Шверин хотел воспользоваться графиней и задумался, смотря на корчащегося на полу графа. Что же с ним делать? Убить? С одной стороны это лучше всего. В таком случае этот ублюдок уже никому и никогда не причинит вреда, а многие, наоборот, вздохнут с облегчением. Да и сам Гюнтер будет доволен.

Но и минусы тоже были. Допустим, он убьёт его. Например, задушит подушкой, чтобы было похоже на остановку сердца или удар. Что дальше? Даже если спрятать тело, множество свидетелей видели его здесь, не считая водителя, который подтвердит что привозил сюда своего хозяина. Плюс разные синяки и ушибы на теле. Следователи, понукаемые Гиммлером, будут копать основательно, и наверняка что-то найдут, ведь у Гюнтера нет опыта сокрытия улик. Снимут отпечатки пальцев, которые он, по любому, оставил в комнате, и ему конец. Заодно возьмутся за Марию и Ребекку, и те, скорее всего, сломаются.