Моя сторона горы - [4]
Рыба билась, и я навалился на нее всем телом. Я старался не думать о том, что она может выскользнуть.
Я почистил ее, как это делает продавец в рыбном магазине, осмотрел ее желудок. Там оказалось пусто. Этот факт привел меня в ужас. Я тогда еще не знал, что пустой желудок означает то, что рыбы голодны и способны проглотить любую наживку. Однако в тот момент я ощущал себя полным неудачником. Грустный, я насадил на крючок внутренности рыбы, и еще до того как удочка коснулась дна, у меня начало клевать. Первая сорвалась, но я выудил другую. Я перестал рыбачить, когда поймал пять маленьких хороших форелей, и стал присматривать подходящее место для лагеря и костра.
Найти симпатичное местечко вдоль ручья было нетрудно. Я выбрал место за мшистой скалой, окруженной тсугами.
Прежде чем начать готовить, я решил сделать кровать: срезал несколько сучков для матраса, потом собрал опавшие веточки у камня и накрыл их ветвями тсуги. Получилось что-то вроде тента. Я забрался внутрь, прилег. Я чувствовал себя одиноким, затерянным и взволнованным.
Но нет, это только начало! Я находился на северо-восточной стороне горы.
Стемнело рано и резко стало холодно. Видя, как на меня ложатся тени, я судорожно носился, собирая хворост.
Это единственное, что я делал с того момента и до рассвета, потому что помнил, что самое сухое дерево в лесу — это сухие веточки на деревьях. Я собрал их несметное количество. Должно быть, они до сих пор там, потому что костер я так и не развел.
Одни искры, искры, искры. Я даже осыпал трут искрами. Он загорелся, но не больше. Я дул на него, дышал, прикрывай его руками, но как только начинал подсовывать веточки, все потухало.
Затем стало слишком темно, чтобы что-либо увидеть. Я ударял кремнем по огниву, хоть и не видел трута. Наконец, я сдался и залез под свой тент из тсуги, голодный, холодный и несчастный.
Я могу рассказать о своей первой ночи в лесу, хотя мне до сих пор стыдно, что был так глуп, напутан, и ненавижу то, что мне приходится это признавать.
Я сделал кровать из тсуги прямо в долине ручья, куда задувал холодный ветер с вершины горы.
Лучше бы я сделал ее с другой стороны валуна, но не догадался. Я был прямо на пути холодных ветров, разрывающих долину. Не хватало веток тсуги для подстилки. Было холодно и мокро. Я снял несколько веток с крыши и положил под себя, но замерзли плечи. Я свернулся калачиком и почти заснул, когда услышал козодоя. Если вы хоть раз были в полутора метрах от козодоя, вы поймете, почему я так и не смог сомкнуть глаз. Эти птицы просто оглушительны!
Что ж, в любом случае так прошла вся ночь. Не думаю, что проспал и пятнадцати минут. Мне было так страшно и я так устал, что аж в горле пересохло. Хотелось пить, но я не решатся пойти к ручью из-за страха оступиться, упасть и намокнуть. Поэтому я сел, трясясь и дрожа, и, если можно так сказать, слегка всплакнул.
К счастью, у солнца есть замечательная, волшебная привычка — вставать по утрам. Когда небо прояснилось, когда проснулись птицы, я знал, что больше никогда не увижу ничего более прекрасного, чем восход солнца.
У меня тут же поднялось настроение, и я отправился к магистрали. Каким-то образом я чувствовал, что если буду ближе к дороге, то все будет хорошо.
Я взобрался на холм и остановился. Я увидел дом. Теплый и уютный, с дымом, идущим из трубы, и светом в окнах и всего лишь в тридцати метрах от моего несчастного лагеря.
Не думая о гордости, я спустился с холма и постучал в дверь. Открыл приятный старичок. Я выпалил ему все в одном предложении, а потом добавил:
— И вот, можно ли мне приготовить рыбу тут, потому что я не ел целую вечность.
Он усмехнулся, провел рукой по щетине и взял рыбу. Она была готова, прежде чем я успел узнать его имя.
Когда я спросил его, он сказал что-то вроде Билл и еще что-то, но не услышал его фамилии, потому что заснул в кресле-качалке, которое стояло за большой горячей плитой в кухне.
Через несколько часов я поел рыбы, а еще хлеба, желе, овсянки и сметаны. Потом он сказал мне:
— Сэм Грибли, если ты собираешься убежать из дома и жить в лесу, тебе стоит научиться разводить огонь. Пойдем со мной.
Мы целый день тренировались. Я сделал следующие записи на клочке бумаги, чтобы не забыть:
«Когда трут загорается, продолжай дуть, добавляй сухие веточки по одной и продолжай дуть. Постоянно, аккуратно и ровно. Добавляй короткие сухие веточки, а потом засыпь пригоршней толченых сухих листьев. Продолжай дуть».
Я нахожу ферму Грибли
На следующий день я попрощался с Биллом, и когда выходил, обогретый и сытый, на дорогу, он закричал мне:
— Увидимся вечером. Задняя дверь будет открыта, если понадобится крыша над головой.
Я ответил:
— Хорошо.
Но точно знал, что больше не увижу Билла. Я научился разводить огонь, и это было моим оружием. С огнем я завоюю Катскильские горы.
И я также знал, как ловить рыбу. Рыбачить и разводить огонь. Я думал, что только это мне и нужно.
Благодаря трем утренним поездкам я добрался до Дели. Где-то здесь был бук прадеда с вырезанной на нем фамилией Грибли. Это я знал из рассказов папы. К шести часам я все еще не нашел никого, кто что-либо слышал о Грибли, тем более о буке Грибли, поэтому я решил поспать на крыльце школы и съесть шоколадку на ужин. Было холодно, но я так устал, что мог заснуть и в тоннеле, который пронизывает ветер.
