Моя столь длинная дорога - [38]
– В «Севе и жатве» вы, в сущности, нарисовали портреты не одной, а трех женщин.
– Да, и их семейные черты повторяются из поколения в поколение. Есть и психологическая преемственность между героинями этих пяти томов. Кроме того, в «Севе и жатве» показано возвышение семьи, которая начала на пустом месте и трудом, самоотречениями, мужеством добилась завидного положения в обществе. Заботы о завтрашнем дне преобладают в этой хронике скромной жизни. В ней много подробностей повседневного существования. Весь цикл – дань уважения женскому упорству в вечной борьбе за счастье. «Сев и жатву» я писал шесть лет, последний том, «Встреча», вышел в 1958 году. В промежутках я написал другие произведения: биографии русских писателей, книги «Святая Русь» и «Повседневная жизнь России при последнем царе», а также «Рождение дофина» – репортаж о национализированных заводах Рено.
– Вас интересует автомобиль?
– Совершенно не интересует! Признаюсь, я даже не умею водить, хотя права у меня есть. Я получил их по настоянию Гит вскоре после нашей свадьбы. Гит прекрасно водит машину и надеялась, что вождение и мне доставит удовольствие и избавит от врожденного страха перед техникой. Я брал уроки в автошколе, когда мы проводили отпуск на пляже в Сен-Мало. Я заранее знал, что мои взаимоотношения с машиной сложатся бурно. Руки у меня неловкие, реакция неточная, и с машиной я обращался не как с союзником, которого следует убедить, а как с врагом, которого следует укротить. Наконец, настал великий день. Не очень-то я был к нему готов, но экзаменатор был снисходителен: он когда-то читал «Пока стоит земля». С пересохшим ртом, судорожно вцепившись в руль, я, как мог, поддерживал разговор о моем романе. Любезно отвечать на похвалы и блистать умом, проходя на высокой скорости повороты, – непосильная задача! От этого человека зависело мое будущее автомобилиста, а он направлял меня в узкие улочки и предлагал сделать крутой разворот, остановиться, снова тронуться с места, дать задний ход, и при этом не переставал говорить о моих персонажах. Я заехал на тротуар, расписывая ему нежность и мужество Тани, позорно остановился на середине подъема, сравнивая судьбы двух братьев, Сергея и Бориса, и врезался в мусорный ящик, анализируя психологию Кизякова. Но эти инциденты не вывели моего экзаменатора из себя. По-видимому, его более волновали мои проблемы как писателя, чем водителя. Я считал, что провалился, однако права получил.
Мы давно мечтали проехать на машине по Бретани. Гит, сев в машину, заявила: «Я к рулю не притронусь. Веди сам». Сначала я растерялся, но потом решил попытать удачи. Доверие жены мне очень польстило, но я быстро понял, что испытание превышает мои силы. От резкости моих движений двигатель то вибрировал, то набирал обороты, а однажды совсем заглох. На поворотах я тормозил, обгоняя машину, брал круто в сторону и едва не свалился в кювет. Раз двадцать мы рисковали жизнью. Разумеется, мне не пришлось любоваться великолепными пейзажами, мимо которых мы проезжали. Мой взгляд искал не Конкарно, мыс Рац и древние памятники Карнака, а дорожные знаки, расставленные по краям шоссе. Нога моя дрожала, когда я нажимал на педаль акселератора, и я почти желал аварии, лишь бы положить конец этой безумной поездке. Вернувшись в Париж, я решил, что никогда больше не дотронусь до руля. Гит грустно признала, что я совершенно не расположен к этому роду деятельности. Отныне во всех наших путешествиях роль шофера доставалась ей. Вначале я страдал от этого, как страдают от какого-нибудь физического недостатка, но потом, испив весь свой позор, предался удовольствию быть вечным пассажиром в автомобиле, за рулем которого сидит моя жена.
