Моя сестра - [6]

Я перехожу к размышлениям о том, какова Элли под маской? Внешне она – моя полная противоположность. Она ходит с высоко поднятой головой, тогда как я продолжаю хромать. Моя хромота усугубляется в холода, привет от дисплазии тазобедренного сустава. Элли худая, а я скорее пухленькая. Исключение составляет только мое левое бедро, которое отказывается набирать вес, несмотря на тщательный уход. Антонио всегда уделяет ему внимание, когда мы занимаемся сексом, целует и гладит, скользит руками по сморщенной коже, как будто это моя эрогенная зона. А она таковой не является. Может, это для того, чтобы напомнить мне, что я калека, что я должна быть благодарна за то, что он меня любит, и, соответственно, быть посговорчивее, когда он предлагает мне выйти замуж. Ни один мужчина не рискнет так вести себя с Элли.

Но я приближаюсь к ней и вижу, что ее челюсти напряжены, зубы стиснуты. Это не улыбка, я вижу, как она немигающим взором сканирует толпу. Ускоряю шаг, минуя ограждения, проглатываю комок в горле. Она замечает меня; не сводя глаз с цели, она отталкивает женщину с плачущим ребенком и врезается в коляску. Выражает недовольство, как это делают люди, не имеющие детей, дабы пристыдить родителей, чей ребенок их раздражает. Напоминание о ее беззастенчивой уверенности в том, что в отличие от меня, ей не нужно сомневаться в том, кто она есть. Эта уверенность пленяет, и я понимаю – ничего не изменилось. Она может выглядеть иначе, но это все та же Элли. И это также напоминает мне, что когда речь идет о моей сестре, я могу быть уверена в одном: она – единственный человек, которому никогда не надоест искать меня.

Сперва я облегчила ей поиск. Всего лишь смена номера телефона и новый адрес в том же городе. Быть одной тяжело, и вопреки тому, что заставило меня бежать от нее в мои восемнадцать лет, мысль о том, что она меня ищет, грела душу. После я стала проверять ее, повышая ставки с помощью ложных следов и тупиков, заставляя ее доказывать свою решимость раз за разом. Осознание того, что она ищет меня, было наркотиком, и я подсела. О, быть кому-то нужным! Какая же это радость. Однако хуже ее отсутствия было только ее присутствие.

– Уж и не знала, как долго еще ты заставишь меня ждать, – объявляет она. – Я здесь с тех пор, как получила твое сообщение. – Она оглядывает меня оценивающим взглядом с головы до ног, челюсти все так же сжаты, губы растянуты в кислой ухмылке. Я улыбаюсь, пытаясь выглядеть дружелюбной, как будто не избегала ее большую часть своей жизни.

– Я приехала недавно. Только что тебя заметила, – произношу я, теребя ручку своей коричневой сумки, не в силах посмотреть ей в глаза как следует. И тут она двигается вперед, внезапно заключая меня в объятия. Я пошатываюсь по направлению к ней на своей ненадежной ноге и замечаю, как мужчина средних лет с надутым пузом улыбается нашему воссоединению. Элли тоже замечает его и старается еще больше, прижимая меня сильнее, издавая звуки, напоминающие мурлыканье довольной кошки. Моя щека касается ее прохладной шеи, холодок пробегает по спине. Фальшивая улыбка возникает на ее лице сразу, как только появляются зрители. Она отодвигается, обвивает меня рукой и тянет куда-то. Я пытаюсь убедить себя, что ее хватка ничуть не крепче, чем нужно, но уже ощущаю, что уверенность моя теперь сравнима с потрепанным штормом парусом, изодранным и бесполезным.

«Ты сама захотела приехать, – напоминаю себе. – Ты хотела правды. И что теперь? Пять минут, и я уже попала под ее чары, слепо следую за ней. Кем же я стану к завтрашнему дню?»

– Посмотри на себя, – говорит она, пока мы двигаемся к выходу, и ее слова сочатся фальшивым сочувствием. – Ты так растолстела! – она произносит это с таким энтузиазмом и даже треплет меня за щеку пальцами с идеальным маникюром. Забирает сумку из моих рук, я не сопротивляюсь. Пробивается сквозь толпу, удерживая меня рядом, позади себя.

Мы выходим навстречу сильному ветру, и мои глаза слезятся. Вытираю уголки глаз тыльной стороной руки. Останавливаюсь, вынуждая остановиться и ее:

– Элли, перед тем как мы пойдем дальше, я должна спросить у тебя кое-что.

Но похоже, что она меня не слышит.

– Так много времени прошло, – она поворачивается ко мне. С усилием глотает слюну, и на мгновение мне кажется, что она вот-вот заплачет. Я чувствую прилив сочувствия, даже вины. Но я знаю, что это одна из ее уловок, способность, с помощью которой она заставляет меня думать, что я нужна ей.

Я пробую снова:

– Элли, – тихо произношу, зная, что если не спрошу сейчас, потом не найду на это сил. – Как она умерла?

Элли пристально смотрит на меня с блеском в голубых глазах, холодных, словно лед. Берет меня за руку, переплетая пальцы с моими, как она могла бы, наверное, делать, если бы мы когда-нибудь имели возможность быть сестрами. Сдавливает мою руку, усиливая хватку. Так ничего и не сказав, ведет меня по парковке, левый уголок ее рта дрожит в усмешке. Я решаю, что молчание подтверждает ее вину, и смелость покидает меня.

И я понимаю, что сейчас происходит. Годы без Элли позволили мне забыть, кто я такая. Я притворялась кем-то другим, не той маленькой девочкой, которую бросили. Но теперь, когда мы вместе, я существую. Я приехала за правдой и сейчас, всего за несколько минут, проведенных с Элли, уже выяснила один факт: я всегда останусь той маленькой девочкой, которую они отвергли. Неважно, как я буду бороться с этим, как буду врать себе и твердить, что отношения с Антонио – это все, что мне необходимо.