Моя Родовая книга - [7]

Ему ответили мужчины, и женщины кивнули в знак согласья:

«Наш Бог, которого мы любим и почитаем за Отца, всегда учил нас, что Земля в прекрасный сад Мечтами нашими превращена должна быть. Мы в пустыне. Здесь нет садов, но ты сюда привел творцов. Мы все готовы семена сажать, пока не будет сада. Скажи лишь только, где вода?»

«Воды здесь нет».

«Но как же быть? Ведь надо же нам что-то пить и всходы милые полить».

«Ложитесь спать. А завтра на рассвете я вам скажу, как жить вы будете отныне».

И расходились люди по пустыне. Почти никто не спал, хотя устали очень. Между собою тихо говорили о непонятном будущем своём. И бережно в руках сжимали мешочки с семенами, что им благоговейно подавали их родные, провожая в путь. Но не было воды, чтоб семена взошли.

Ты, сын, в пустыне не бывал и знать не можешь что означает там вода. Любая жизнь в пустыне от воды зависит, иметь её и значит жизнь иметь. И как ни терпеливы были люди, и как ни стойки были взрослые и детвора, но всё ж наутро среди них нашлось немало человек, которые открыто уж роптали, что без воды оставил их пророк. Представь себе, мой сын, что в их поместьях пруд необходим им был как воздух. Они водою очищались, водою поливали всходы. Ты знаешь, плаванье в воде — это прекрасное занятье физкультурой. Вся жизнь в поместьях была связана с водою. А люди, что блуждали с Моисеем, уж больше месяца не видели воды. И ропот тех людей законным был вполне. Они хотели все понять, зачем их Моисей привел туда, где нет воды, а, значит, жизни нет.

Наутро, только рассвело, собрались все, и взоры обратили к Моисею. Стоял пророк перед прекрасными людьми, смотрели на него наполненные мыслью чистые глаза. Молчал он долго, силы собирая, чтобы сказать ужасные слова, которые перевернут, он знал, сознанье тех людей, что ждали от него творенья, а не разрушенья. И, наконец, сказал:

«Смирите, люди, ропот. Подумайте, вам было бы по сердцу, когда бы ваши дети подобный ропот к старшим обратили? И нашего Отца подобный ропот сильно огорчает. Я сын Отца. И не ослушаюсь Его ни на минуту. Вы, как и я, быть может, не способны собою охватить всю мысль Его, но это ведь не означает, что должно нам сопротивляться замыслам Отца. Он всё отдал нам до конца, и мы творили вместе с Богом. Настал момент, когда не будет ни одна душа общаться напрямую с Ним. Нам предстоит самим творить, как бы экзамен сдать на званье Человека. Всем людям это предстоит, не только вам, стоящим предо мной сейчас.

Вы знаете, что разрушал я жизнь на матушке-Земле, природные цепочки разрушая. Разрушены четыре цепи мной, ещё две разрушались сами. Но есть седьмая, человеческая цепь, в которой невозможны разрушенья. Её нельзя менять, но можно исказить о ней понятье человека. Иль, по-другому, оболгать, у человечества создав её превратный смысл. И я уже создал тот лживый образ. Но не всем доступен будет он. Лишь только тем, кто сильной волей обладает, кто разум воли развивает и волей сотворит Отцу.

Сейчас я дам вам воду, созданную мною ночью. И сделаю я это для того, чтоб поняли вы, люди, что обладаю силою, способной вам, своей стране вернуть покой и счастье. Но не ослушаюсь Отца, и по Его же воле я дам вам воду раз один. То рукотворная вода, она вас освежит немного, напоит, но семенам не даст возможности расти».

Поднял он руки вверх, промолвил тихо слово. И вот с небес посыпалась вся белая и как бы невесомая крупа. Ее ловили человеческие руки, к устам иссохшим подносили, и утоляла та крупа не только жажду, но и голод. На том наречии людском «рука» звучала словом «манна». С небес та сыпалась крупа. Вот так в людскую жизнь вошла легенда о небесной манне.

И вновь в поход отправились герои, за Моисеем следуя на шаг ни отставая. И шествие то длилось две недели. Пески сменяли скалы, жара была невыносима. И вновь вопрос воды тревожил всех людей. Когда же стало вовсе нестерпимо, в особенности для детей, которых уж и так несли родители, меняя очередность, то от лица всех остальных к пророку обратились несколько людей:

«Мы знаем, что ответишь ты, мудрец, коль на лишенья жаловаться мы сейчас бы стали. Но неужели есть ответ на то, что мучаются наши дети без причины. Нам кажется, что у тебя, мудрец, едва ль найдется объяснение бессмысленного действа убиения людей. Тебе мы верим и понять стремимся, чего же хочет чрез тебя Отец».

«Я верю вам не меньше, чем верите мне все вы. И лучше б вся Земля сгорела бы в огне, чем мне участвовать в деяниях подобных. Но лишь начало видите сейчас, и продолженье будет хуже. Единственное, что прошу у вас — терпенья, мужества и воли.

А сейчас экзамен первый предстоит всем вам на испытание себя. Прошу собраться всех вокруг меня и передайте мне овечек пару».

Овечек годовалых к Моисею подвели. Вокруг него столпились люди. Смотрел на небо Моисей, как бы черпая Божью силу, и вдруг, взгляд грозный устремив на всех собравшихся, он громко произнес:

«Хотите пить и есть вы, люди? Что ж. Вот вам вода и пища — видите овцу? Напейтесь крови и наешьтесь мяса. Кто первый, кто второй? Смелее».

В остолбенении смотрели люди на пророка. Впервые мысль угнаться не могла за этими ужасными словами. Представь, мой сын, никто и никого не поедал. Ни капли не пролилось крови. И вдруг — пить кровь и мясо есть. Представь, что ощутили люди. К примеру, предложили бы тебе навоз поесть или с канализации попить бы воду. Что ощутил бы ты? Но слабый я привел пример тебе. Ведь даже сделав это, ты не нарушил бы чужую жизнь. Но нужно ведь убить овцу, чтобы насытиться или напиться крови. Почувствуй, сын, что должен испытать, к примеру, ангел Божий, когда б его к убийству призывали. А люди те ведь об убийстве даже не слыхали. Угроза жизни не существовала вовсе. Не только человеческой, но и животной. С растениями люди сообщались как с братьями своими. И даже по траве с почтением ходили. А тут — убить овцу. Немыслимое дело. Никто не сделал шаг вперед, никто не мог нарушить жизнь другого.