Моя пятнадцатая сказка - [250]
Я молчал. Сыновья тоже притихли. Нет, подъедали пудинг, покуда мы болтаем.
— Сусуму, а почему ты никогда прежде не рассказывал, что любишь рисовать?
— Как видишь, я спокойно живу без этого. Давно уже, — я торопливо выхватил последний стакан с пудингом из-под протянутой руки Рю.
Мамору, торжествующе улыбнувшись, достал из-под стола два не начатых стакана: один поставил перед собой, к двум пустым, а другой — к матери, которая к десерту еще не притронулась.
— Но, все-таки…
— Правда, спокойно живу. Разве ты видела когда-нибудь меня с карандашом в руке?
— А тебе так хочется отобрать мои карандаши? — усмехнулся коварно меньшой.
— Похоже, наш Мамору — кара богов тебе, отец, — засмеялся старший сын.
— Нет, я — ваш подарок! — возмутился второй.
Сейчас они опять поссорятся!
Они уже свирепо друг на друга смотрели. Даже забыли о пудинге. Я испытал искушение стащить у кого-нибудь себе второй стакан. Но я же взрослый! Мне не пристало играть в такие глупые игры и отбирать у детей сладости. Хотя настроение эти ворюги мне попортили. Сожрали уже почти все, не думая о других!
— Почему вы все время ссоритесь по каким-нибудь идиотским поводам?
— Просто им нравится ссориться, — рассмеялась Нодзоми. — Хобби у них такое.
Мы все рассмеялись. Впервые, как в старые добрые времена.
Я снова невольно посмотрел на опустевший кусок стены. Эта голая стена, как тело стыдливое и обнаженное, смотрела украдкой на меня. Опустошенная и лишенная своего наполнения. И еще этот разговор, поднятый женой… как будто ножом провели по пальцу, неприкрытому ничем.
Терять свою мечту больно. Но, что уж тут поделаешь. Я уже, наверное, забыл, как держать кисть и карандаш. Да и на что в моей обычной жизни какая-то там живопись? Давно уже живу без нее. Привык. Да и так экономнее. Надо забыть обо всех этих пустяках и поднять на ноги сыновей. Вот это серьезное дело.
Только до чего же мерзко выглядит пустой кусок стены!
Буддийские монахи со своими прочитанными особыми сутрами, ритуалы каннуси, амулеты двух течений, похоже, свое дело сделали: тот мерзкий зверь перестал являться мне. И, если первые дни я еще вздрагивал и нервно оглядывался, не покажется ли где снова той жуткой зеленой морды, то впоследствии смог успокоиться. Жизнь моя вошла в привычную колею.
Хотя меньшой не успокоился. Он похудел, поскольку копил деньги, которые я давал ему на еду и на карманные расходы, а потом внезапно в дом ящик из магазина для художников притащил: уйма альбомов, бумага рисовая для каллиграфии, бумага для акварели, бумага для пастели, краски акриловые и акварельные, для ткани и бумаги, пастель, восковые мелки, карандаши простые и акварельные, уголь, сангина, сепия, мел, коробка грифельных карандашей разной мягкости и жесткости, ластики, штука еще… вместо ластика какая-то. Короче, он много всего приволок. Как не надорвался от такой коробки вообще? Боюсь, взять такси денег у него не хватило, и он волок все на тебе. Где там Рю ходил, не знаю. Или он просто Рю не сказал? Но явился вспотевший и сияющий. Что ж, хоть так. Но я ему устрою, если притащит меньше 60 баллов по тестам!
Я с досадой смотрел, как он использует акварельные карандаши, заняв весь стол в гостиной к моему приходу. Хотя, надо признаться, чья-то идея запихнуть акварельные краски в корпус для карандаша мне понравилась. Мамору еще плохо кистью владел, линии выходили неровные, но карандашный корпус краску поддерживал, а стержень определенной толщины помогал регулировать выходящие линии. Можно было наводить штриховку, смешивать мягко разные тона. Или разбавлять водой, наводя акварельные облака нежных оттенков по бумаге во всех или некоторых местах.
— Па, хочешь попробовать? — поинтересовался мальчик, повернув ко мне лицо в радужных разводах.
— Не грызи эту дрянь, она, возможно ядовитая! — проворчал я.
Сын недоуменно моргнул.
— И вообще, иди, учись. Если меньше 80 баллов принесешь хоть по одному предмету — я тебе больше карманных денег не дам, — и сердито ушел в ванную комнату.
Это новшество, эти самые акварельные карандаши, которых в моем детстве не было, мне жутко хотелось попробовать, но сын же распустится, если я буду ему потворствовать и сяду рядом с ним рисовать, забыв обо всем другом. И вообще, взрослому отцу семейства не пристало сидеть, обложившись корпусами цветных карандашей. Лучше бы я начал разводить бонсай.
Но на бонсай меня не тянуло, да и любое хобби требует времени и денег, а у меня скоро Рю закончит старшую школу. Надо будет чем-то за обучение его платить. К счастью, Рю хоть понимает, что его беготня с двумя толпами потных парней за одним мечом — это лишь забава, лишь только на время. А так-то… пусть бегает, лучше же, чем если б с сигаретами да с янки ходил.
Мамору за тест получил 79 баллов. Я вздохнул и перестал давать ему на развлечения. Я же предупреждал. Но на еду выдавал как и прежде, чтобы здоровым был и не голодал. И Нодзоми чтоб за него не волновалась. Да и он такую коробищу рисовальных принадлежностей притащил, что ему там надолго хватит.
На стенах меньшой, к счастью, больше не рисовал. Украшал свою комнату листами с узорами, но не цеплял их к обоям или мебели: просто как-то прилаживал или вешал на нитках. Шнурки из разноцветных нитей научился делать. Постоянно попадался мне на дороге в ванную с руками и лицом в радуге пастелей или акварели.
Можно ли примирить страны, враждующие полвека, если ты девушка, сирота, простолюдинка и не имеешь полезных связей? Если тебе обещана сила, с которой ты сможешь это сделать? Правда, с нею ты не будешь ни воином, ни магом. И ты не представляешь, что это за сила. Отказаться от мечты, смириться и жить как живут остальные? Можно отказаться, но ты пытаешься исполнить мечту.
Алина родилась в стране, изнурённой войной. Мечтала об окончании вражды. Но кому важно её мнение? Она никто. Простолюдинка, сирота, не маг, не воин. Нищая. Без связей. Никто больше не мечтал о перемирии: ненависть отравила людям сердца. Надо смириться. Как-то выйти замуж, рожать детей, чтоб сыновей убивали или калечили на войне, а дочери становились вдовами. Не повезёт — трудиться ради себя. Когда-то один народ победит другие или их уничтожат иные. Ей вдруг повезло — и появились два заступника. Но им было плевать на её мечту. Если никто не хочет, то остаюсь только я.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.