Моя профессия ураган - [39]

А я не обратила внимания на это, ибо мысль была поражена другим:

— Ни в коем случае не отпускайте, — отдалось эхом в моем мозгу последнее предложение.

— Задание понятно? — спросил он, и в голосе почувствовалась сталь, как-то совсем не соответствующая строгости момента. Я насторожилась. Мне все это очень не понравилось. Похоже, им приказали вовсе не то, что я услышала.

Те по военному кивнули, склонив головы в знак усвоения приказа.

— Похищение детей карается смертью, — запинаясь, проговорила я сдавленным голосом. Разве что не пропищала от такого оборота. Такой поворот меня убил.

— Вот мы и караем, — повеселела тэйвонтуэ. — Мы и есть органы.

Я только что прикусила язык, что коротко не сказала, какие. Разве что девочкам это знать рано…

Радом осторожно пересадил меня на руки соседнему тэйвонту и хотел попрощаться со мной, но я холодно отвернула голову, неотрывно смотря в чудом сохранившееся окно. Будто там было для меня нечто интересное. Ураган совсем кончился.

Подозрительно вздрагивая плечами.

Радом недолго постоял возле меня, а потом резко повернулся и быстро вышел, будто разрывая какие-то путы, точно боялся передумать. Я даже не повернула головы.

За ним вышел старый тэйвонту и девушка. Он там им дал какие-то указания.

— Юурга, — позвал оттуда он. — Иди сюда.

Небольшого роста девушка, но в отличие от своей подруги какая-то серьезная и молчаливая, с большими серьезными глазами, охотно встала и вышла в коридор.

— Юурга, я воспитал тебя, могу я попросить тебя?

— Конечно, — та даже вытянулась в струнку от такой просьбы, смешанной обиды и охотной готовности выполнить приказ. Было видно, что она любит его больше чем отца и рада хоть чем-то услужить ему и порадовать его.

— Я не могу тебе приказать это. Ты можешь отказаться, и не поставлю тебе это в вину, — как-то неожиданно тепло сказал Радом, — но я прошу тебя — побудь это время, пока я не вернусь, ее тэйвонту по настоящему. Сбереги ее, пока я не приду. Дай ей временный обет тэйвонту, чтоб никто не мог отослать тебя от нее или пользуясь старшинством приказать причинить ей какое зло. Или сказать не мешать ему. Чтоб ее защита была твоя честь. Чтоб ты была полностью ни от кого независима, охраняя ее, или даже уча и помогая ей. Хорошо?

— Да, отец, — тихо сказала она. И было видно, что она выполнит сказанное всем сердцем. Не в службу, а в охотку. Легко и радостно. — Только тебе достаточно было просто сказать, — попеняла она ему. — А то ты обижаешь меня, думая, что я не выполню твое слово. Неужели мы такие плохие дети и тэйвонту?

— Очень даже хорошие, — хорошо рассмеялся Радом и притянул ее к себе. Я почему-то возревновала. — Только я не могу пользоваться властью в личных целях, иначе потеряю Право. Ты сделаешь? Я все-таки злоупотреблю своей властью и даю тебе на это разрешение.

— Так-так, — сказал старый тэйвонту. — Злоупотребление властью настоятеля в особо личных целях в особо крупных размерах.

— Не такая уж она и крупная, — ухмыльнулась более старшая тэйвонтуэ, милочка, глянув на меня. Но и она, по-моему, не могла на него обижаться, только была чуть печальна.

— Неужели на мужчин так действуют такие простые женские штуки, как надуманная беззащитность как у ребенка, слезы, глупость, страх, просьба о помощи? — печально спросила она. — Немного болезненной придурковатости? (я болезненно зашипела, буквально вытянувшись в ее сторону и чуть не пронзала ее глазами, не в силах соображать что-то иное.) Пару штучек, чтоб тебя пожалели, как красивого ребенка, что чуть повредился в уме? Чтоб заныло сердечишко мужчины от твоей беззащитности и трогательного сумасшествия — бедная девочка, она даже сама не соображает, что сошла с ума? И все — готово! Бери сердце мужчины голыми руками…

Радом, которого мне отсюда не было видно, только насмешливо фыркнул…

…Пока они болтали, Юурга подошла ко мне. Не знаю чего, но мне на сердце вдруг стало тепло от ее присутствия.

— Я тебя знаю? — растеряно спросила я, слушая в пол уха.

Та только покачала головой, хорошо улыбнувшись. И отмахнулась — не мешай слушать. Я тоже прислушалась… Взъярилась и обиделась… Что говорила и предполагала ее подруга тэйвонтуэ обо мне, та "кобра"! Нет, это надо было слышать!

Она пыталась вслух определить, почему это не любовь!!!

— …Это родительский инстинкт, — подсказал ей самый младший через дверь, объясняя, почему это мужчины свихнулись.

Я увидела, как посветлело лицо тэйвонтуэ, совсем самой еще девушки.

— Точно! — сказала она. Слышали бы вы, как это было сказано! Будто это обесценивало мои победы. Словно у Радома не симпатия, а просто проблеск обостренного отцовского чувства. А я чурка, а не женщина. И облегчение, что на моем месте могла быть любая калека. Так я ее поняла. А я так себе, маленькое нечто, от чего зря только расстраиваются и к которому мужчины питают чисто отцовское чувство… Родительский инстинкт. Непонятно почему, но это меня совершенно взбесило.

— Не ревнуй, Шоа, — сердечно попросил Радом, поцеловав ее в лоб. — Я вырастил тебя.

— Может, поэтому ты и не обращаешь внимания, — печально сказала она. — Служащие тэйвонту твоего возраста все пялятся… Потому что служили вне замка… И они вроде как чужие для моего выпуска, чужие и незнакомые, потому они могут увидеть в нас пару… Зачем ты не служишь?