Моя плоть сладка - [18]

Барней Кохилл оделся для выхода в город. Две полоски пластыря на его подбородке свидетельствовали о недавнем бритье под хмельком. На нем были чистая белая рубашка и несколько помятый бумажный костюм, а на обычно босых ногах красовались теннисные туфли. Входя в контору, он неловко завязывал красный с желтым галстук.

– Ты куда-то уходишь? – спросил Чак – Может быть, навсегда уходишь?

Кохилл даже не взглянул на него. Он повернул оконную раму, используя стекло в качестве зеркала, и пригладил галстук на своей толстой шее.

– Давай их сюда, – сказал Чак. – Ну-ка, Барней, давай выкладывай их.

Барней перестал смотреться в импровизированное зеркало и стоял, сложив руки на животе.

– Ну, принес их? – спросил он спокойно. – Отдала она их тебе?

– Нет, но она сказала мне, что, когда была здесь, ты обыскивал ее чемодан. Так что кончай валять дурака, ты отлично знаешь, что ты сам их взял.

Барней с силой сжал зубы, синие вены на шее вздулись. Но говорил он спокойно.

– Что представляет из себя посылка? Во что она была упакована?

– В красный несессерчик. Но перестань же валять дурака, Барней. Это не тема для розыгрыша.

– Красный несессерчик… – повторил Кохилл. – Полчаса назад я позвонил в Париж. Мой связной будет здесь завтра утром, чтобы забрать посылку. Я обещал привезти ему ее в аэропорт.

Он повернулся к бутылке манзаниллы и налил полный стаканчик светлой жидкости, будто это было обыкновенное пиво. Чак размахнулся и выбил стаканчик из его рук.

– К черту! – кричал Чак. – Тебе не удастся меня обмануть! Брось трепаться! Ты сцапал этот несессерчик, ты, паршивый сукин сын! А сейчас ты хочешь припугнуть меня связным!

Кохилл откинулся на спинку стула, его маленькие глазки буквально просверливали насквозь белокурого парня.

– Значит, она сказала тебе, что потеряла его, – медленно проговорил он. – И ты отпустил ее… Ты упустил ее с таким огромным богатством…

– Ты не вертись, Барней, – продолжал кричать Чак. – А за каким чертом ты приоделся? Я уже больше недели не видел тебя в рубашке. Куда это ты собрался пойти, когда я вошел? Ты собирался удрать! Вот что ты собирался сделать!

– Удрать? – В глазах Кохилла появился смех. Но только на какое-то мгновение. – Я собирался пойти в город, чтобы напиться там до бесчувствия. Потому что, сынок, я только что разговаривал с Парижем! Мой связной прилетает завтра. Понимаешь? Завтра!

Кеннер в нерешительности уставился на него.

– Так что же мы будем делать?

– Я скажу тебе что, – выкрикнул Кохилл. – Мы сейчас пойдем с тобой и не вернемся до тех пор, пока не найдем этот проклятый несессерчик. Вот что мы с тобой сделаем. Где сейчас эта сука? Где она?

– Она осталась в «Лирико» на Эль Борн. Она была там с этим фотографом Грегори Фоллом, я говорил тебе о нем.

– К черту фотографа! Тоже мне, вбил в свою деревянную башку! Если мы сегодня же вечером не найдем этот сверток, ты уже больше не напишешь ни одной строчки. Понял? Вот о тебе напишут. В полицейской газете! Ну, пошли!

Спрятавшаяся в холле собачка пулей выкатилась на улицу на своих коротких ножках. Но Чак Кеннер на сей раз даже не заметил ее. Он торопился вслед за обливающейся потом тушей Барнея Кохилла. Чак Кеннер был испуган не меньше пекинской собачки. Он вспомнил, что ему рассказывали о Барнее. Нет, он не был уверен в том, что это правда. Но в одном он не сомневался: он никогда раньше не видел Барнея в таком бешенстве.

* * *

«Несессерчик взял Барней Кохилл, только ему одному было известно, что в нем находится, – думала Изабель. – Может быть, именно поэтому он не особенно кричал, когда я в конце концов ушла от них. А то, что он обыскивал меня, это самый обыкновенный трюк, просто блеф, этим он лишь хотел подчеркнуть, что он не крал. Да, это предположение не лишено смысла. Ведь я действительно не теряла несессерчик после того, как ушла из пансиона. Я ни на минуту не выпускала из виду чемоданчик. За исключением одного раза… – Она взглянула на суровое лицо мужчины, сидевшего напротив нее. – Но нет, это даже смешно. Это Грегори Фолл. Он так же знаменит, как и журнал, в которой он работает. И кроме того, он ничего не знал об этой штуке до тех пор, пока я не рассказала ему обо всем несколько минут назад».

– Вот и вся моя история, – закончила она. – Грязная история, не правда ли?

– Вы поступили правильно, когда привезли эту посылку сюда, в Пальму, – сказал Фолл. – Пускай Чак о ней беспокоится. Это его затея.

– Его и Барнея. Если ее действительно захватил Барней, они сейчас, вероятно, дерутся не на жизнь, а на смерть. Чак ненавидит Барнея, хотя оба делают вид, что они большие друзья.

Фолл смотрел мимо нее на поток автомобилей, медленно продвигающихся по Эль Бори. Если эти типы не найдут несессерчик, они вернутся сюда. И тогда заварится история, которая в результате закончится в полицейском управлении иностранного государства, история, которой ему во что бы то ни стало надо избежать. Он снова взглянул на девушку. Он был один-одинешенек в этой стране, а она такая хорошенькая. Кроме того, она рассказала ему всю историю. И поскольку ему теперь все известно, он, волей-неволей, оказался вовлеченным в это дело. Разве не так?