Моя первая любовь - [28]

Естественно, я собиралась проявить себя особой тонкой и романтичной, поэтому для постановки выбрала медленную балладу. По моему замыслу (а потом и сценарию), артистам полагалось плеснуть на доброго зрителя рассуждения о смысле жизни, вечной любви, а заодно и бренности бытия. То есть взять темы, в которых подростки, по их собственному мнению, разбираются лучше всего. Эти взрослые скучны и обеспокоены только тарифами на коммуналку и скидками на гречку. А уж мы-то знаем толк в истинных чувствах!

Большой Любви, конечно же, досталась роль главного мужского персонажа, у которого в этом сюжете была бурная личная жизнь. И хоть в любви он объяснялся не со мной (хмурый бурундук на сцене предсказуемо не нужен), я была уверена, что он поймет намек. До осознания того, что мужчины не понимают намеков, оставалось даже больше лет, чем до понимания собственной красоты.

И вот сценарий был написан, роли — розданы и разучены, пришло время первой большой репетиции, и… я поняла, что это провал. И не просто провал, а Провал с большой буквы — с обшарпанной сцены актового зала до самого ядра Земли.

На сцене все смотрелось не так, как в моем сознании, под влиянием любви заполненном сердечками, котиками и радугами. Светлая грусть в исполнении юных актеров остро напоминала недосып. Благородная отстраненность превратилась в маниакальную депрессию. Возвышенные образы главных героев жили только на страницах сценария. По сцене бродили обычные недовольные подростки, при взгляде на которых ни у кого не было бы просветления, а среди зрителей не зевали бы только родственники «звезд» — из солидарности. Они даже сняли бы этот позор на первые по тем временам видеокамеры, чтобы потом спрятать на антресоли и никогда никому не показывать.

— Ребята, надо переделывать, — мрачно заявила я.

Да, коней нужно было менять на переправе. Кони выступили резко против.

— Ты с ума сошла! В смысле — переделывать? — удивился Безликий Персонаж номер пять.

— Все, — признала я. — С нуля.

— Вообще что-то другое делать?! — возмутился Прекрасный Возлюбленный. Ему досталась роль Безликого Персонажа № 1 в свете моего безмерного обожания. В остальном же почетный № 1 не выделялся в толпе молодых людей, на которых бабушки у подъезда указывают карающим перстом и уверенно кричат: «Наркоманы!»

В этот момент мне хотелось провалиться под землю, к тому самому ядру. Я ведь все это затеяла, чтобы окружить себя ореолом таинственности и таланта. А что в итоге? Я подкинула всем работы, потратила зря столько времени, провалила наши шансы на успех — потому что другие группы давно репетируют.

Как же мне хотелось в этот момент поступить как истинному бурундуку! Поддаться, юркнуть в нору и сказать: «Все нормально, ребята, делаем как делали, вы молодцы!» Но я так не могла. Да, я получила бы пару дней романтического триумфа и приятного общения. Однако грандиозный позор на показе номера перекрыл бы это с лихвой — а в памяти остался бы только он.

Пришлось проявить твердость, которую в свете моей репутации приняли за занудство, и объявить:

— Вообще что-то другое, да!

Ночь была бессонной, но не от романтических грез. Я искала выход и переписывала сценарий. Третьей попытки у меня уже не будет, чудо вообще, что мою диктатуру не свергли после этого провала! Меня спасла не всеобщая симпатия, а то, что больше никому не хотелось тянуть этот воз.

Решение оказалось простым, как все гениальное: смех! Родители, которые собираются на концерт своих любимых чад, прямо скажем, не готовы к катарсису и переосмыслению жизни. У нас есть три — четыре минуты, чтобы пробиться через скуку. Что может справиться с этим лучше, чем смех? Это универсальный инструмент, который работает всегда.

Поэтому место грустной баллады об ушедшей юности и потерянной любви заняла бодрая история о том, как ушлая мамаша пытается подобрать мужа своим красивым дочерям, выросшим в глуши, где поток принцев на белых конях затруднен. Но вот к ним приезжает наивный турист, и задача родительницы — принести этого червячка в клювике своим птенцам брачного возраста.

С подбором красавиц-невест проблемы не возникло, благо в нашей группе был только один бурундук, и он уже стал режиссером, остальные — модели, не меньше. Жених тоже отыскался быстро в лице симпатичного, а главное — эмоционального, как трехмесячный щенок корги, одноклассника.

Но центром программы была, безусловно, матримониально озабоченная мамаша. Эту роль точно нельзя было отдать девушке. Нам нужен был не просто парень, а максимально мужественный мачо, чтобы за версту было видно, какая генерал-маман тут всем заправляет. Высокий, плечистый и достаточно талантливый, чтобы сыграть эту роль, а не просто побегать в женском платье, как Керенский из Зимнего в народной байке.

И вот тут судьба не оставила мне выбора. Самым высоким и видным из актеров моей группы по совместительству оказался и тот, на кого я бросала романтичные взгляды. Предсказуемая логика девочки-подростка: красота — не главное, но я вздыхаю по самому симпатичному.

Так я оказалась перед дилеммой. Символом моих светлых чувств должна была стать роль романтического героя, а не перевоплощение в трансвестита средних лет. С другой стороны, сквозь завесу обожания я вполне объективно понимала, что он справится с этим как никто другой — харизма же, будь она неладна!