Моя Одиссея - [2]

Тогда мама решила, что у нас коллективный невроз, и пошла к доктору Эйдману. Он выписал ей замечательные успокаивающие таблетки. Мама пьет их до сих пор.

Но на то, что я немного выросла и стала левитировать из холодильника бутылочки с молоком, это не повлияло.

В конце концов, у всех младенцев свои причуды. Минта в детстве плакала каждый час, а сын мэра вставил пальцы в электророзетку, у него навсегда шрам остался. Трудно сказать, кто хуже.

Все доктора утверждали в один голос, что я расту и развиваюсь образцово, и мои родители смирились. Ведь в остальном от меня не было никаких проблем, а мой брат Норман вообще был идеальным ребенком.

А главное, все они надеялись, что я вырасту и мои проблемы пройдут сами собой… Мало ли что вытворяют младенцы. Но все из этого вырастают.

И целых шесть лет мы жили мирно и спокойно, а потом я всё-таки выкинула номер.

Понимаете, я же была любознательная, как все Кристаллы, и обожала задавать вопросы, развинчивать кукол, смотреть всякие развивающие передачи про разные страны, жизнь животных и устройство космоса, а потом долго-долго их переживать.

Таких научно-популярных фильмов мои родители накупили множество, чтобы их дети всегда были на уровне… и как они потом об этом пожалели!

Больше всего я любила фильм про сов. Ужасно симпатичные птицы из отряда хищников!

Мне вообще нравились птицы, и было интересно, как это они летают.

И вот однажды, чудесным майским днем, я так размечталась о совах и полетах, сидя в саду рядом с мамой и тетей Джули, что захотела стать совой.

И стала.

«Хочу стать совой», - подумала я - и превратилась.

Ухнула и взлетела на ветку.

Сижу, смотрю вниз, сама слегка ошарашена и к себе прислушиваюсь. Совой, оказывается, быть очень интересно.

Я смотрю на маму и тетю, а они - на меня.

Мама тоже ухнула, как сова, аккуратно положила садовые ножницы на скамейку и легла в обморок.

Мой брат Норман подбежал к дереву, на котором я сидела, стал прыгать вокруг и орать:

- Вот здорово, я тоже так хочу!

А тетя открыла рот, постояла минут пять и вдруг закричала:

- ДЖИ-И-И-М!!!

Джим - это мой папа - немедленно выскочил в сад. Я ему радостно ухнула.

Папа рассердился:

- Откуда тут взялась сова?! - и взял швабру, чтобы выгнать меня.

Тут мама, не открывая глаз, слабым голосом отвечает:

- Это твоя дочь.

Оказывается, она уже вышла из обморока.

Норман запрыгал вокруг папы и кричит:

- Это Пенелопа, это Пенелопа!

- Пенелопа? - говорит папа. - Это интересно.

Я слетела к нему, и он меня погладил.

И я подумала, что хватит, пора превращаться обратно. И превратилась.

Норманн заорал папе:

- Я же говорил?!

А тетя села на скамейку и взялась рукой за сердце…

И вот такой скандал они поднимали всякий раз, когда я превращалась в сову. А я-то наивно надеялась, что на первый раз они удивились, конечно, но потом-то должны будут привыкнуть?

Ну, мой брат всякий раз впадал в восторг и изводил меня просьбами превратить его во что-нибудь.

Он так обижался, что я могу быть совой, а он чем хуже?

И тут возникла первая каверза: у меня не получилось! Я тужилась-тужилась, я старалась, брат мне «морально помогал» - а вот не совеет, и хоть тресни. Я не смогла превратить ни его, ни тетю Джули, ни даже дверной коврик. Не умею! Что-то само собой получается, а что-то нет; вот сковородку я хотела превратить в сову, а превратила в лампу, и главное, что я не смогла вернуть всё обратно. А это была мамина любимая сковородка. И я поняла, что превращениям мне надо учиться. Всему, на самом деле, надо учиться, надо уметь себя контролировать и важнее того: понимать, что и как ты делаешь!

Да вот беда: кто и где этому учит?

Хорошо хоть, Минта не требовала, чтобы я ее превращала или иным способом творила чудеса.

Минта вообще советовала мне поменьше светиться со своими сверхспособностями, а то мало ли что. И я была только за: я же видела, как реагируют на меня мои родственники - а если бы чужие люди?!

Мне повезло, что главным редактором городской газеты был Минтин папа и Минта его уговорила не трогать меня, а то бы про мои совиные подвиги в газете написали! И началось бы…

- Сама представь, - объясняла Минта: - Ты бы стала знаменитостью, на тебя охотились бы журналисты, шагу ступить не давали… Помнишь, как доставали бедную Юнити Кейс, потому что у нее шесть пальцев на руке? Юнити пришлось сделать операцию и уехать!

Помню Юнити. Я содрогнулась.

- Вот такие дела, Пен, - заключила Минта. - Ты болтать языком не будешь, ты не глупая, а вот Нормана мне вчера пришлось стукнуть. Этот придурок тобой везде хвастается. Все его дружки в курсе. Даже те, кто сюда из Манчестера на рыбалку приезжает! Объясни ты ему, пусть треплется поменьше. Хватит того, что про тебя весь город знает, а ему непременно надо разболтать по всей стране? Мы тут с папой прилагаем титанические усилия, чтобы держать ситуацию под контролем, городскую газету сдерживаем из последних сил, а он треплется! Он им хвастался, представь себе, про тебя на телевидение написать! Чтоб бригада ВВС приехала. Показать тебя всей стране. Придурок.

- На телевидение?

- Ага, и еще спасибо, что на Даунинг-стрит не отписался и к королеве. Вот идиот…